На лице настырного коротышки мелькнуло недоумение, но сразуже исчезло.

– Касикомаримасита, – кивнул он.

Улёгся наземь, оттолкнулся рукой и покатился под откос.

Эраст Петрович сморщился: ведь все бока отобьёт о булыжники,болван. Но черт с ним, имелись дела поважнее.

– Скажите, Сирота, можете ли вы порекомендоватьнадёжного доктора, способного произвести вскрытие?

– Надёжного? Да, я знаю очень надёжного доктора. Егозовут мистер Ланселот Твигс. Он человек искренний.

Странноватая рекомендация для медика, подумал чиновник.

Снизу доносился мерный, постепенно убыстряющийся шорох – этокатился колбаской под горку, по булыжной мостовой, погробный должник Фандорина.

Набьют синяков

Булыжники дороги.

Тяжёл Путь Чести.

– Ничего не понимаю, – объявил доктор ЛанселотТвигс, сдёргивая скользкие, в бурых пятнах перчатки и накрывая раскромсанноетело простыней. – Сердце, печень, лёгкие в полном порядке. В мозгу никакихследов кровоизлияния – зря я пилил черепную коробку. Дай Бог всякому мужчине запятьдесят пребывать в столь отменном здравии.

Фандорин оглянулся на дверь, за которой под присмотромСироты осталась Софья Диогеновна. Голос у доктора был громкий, а сообщённые иманатомические подробности могли вызвать у барышни новый взрыв истерическихрыданий. Хотя откуда этой простой девушке знать английский?

Вскрытие происходило в спальне. Просто сняли с деревяннойкровати тощий матрас, постелили на доски промасленную бумагу, и врач взялся засвоё невесёлое дело. Вокруг импровизированного анатомического стола горелисвечи, Эраст Петрович, взявший на себя роль ассистента, держал фонарь иповорачивал его то так, то этак, в зависимости от указаний оператора. Сам приэтом старался смотреть в сторону, чтобы, упаси Боже, не грохнуться в обморок отжуткого зрелища. То есть, когда доктор говорил: «Взгляните-ка, какойвеликолепный желудок» или «Что за мочевой пузырь! Мне бы такой! Вы толькопосмотрите!» – Фандорин поворачивался, даже кивал и согласно мычал, но глазаблагоразумно держал зажмуренными. Титулярному советнику хватало и запаха.Казалось, эта пытка никогда не кончится.

Доктор был немолод и степенен, но при этом чрезвычайномногословен. Выцветшие голубые глазки светились добродушием. Своё дело выполнялдобросовестно, время от времени вытирая рукавом потную плешь, окружённуювенчиком рыжеватых волос. Когда же оказалось, что причина смерти капитанаБлаголепова никак не желает проясняться, Твигс вошёл в азарт, и пот полил полысине в три ручья.

Через час, две минуты и сорок пять секунд (измучившийсяЭраст Петрович следил по часам) он наконец капитулировал:

– Вынужден констатировать: совершенно здоровый труп.Это был поистине богатырский организм, особенно если учесть длительноеупотребление покойником высушенного млечного сока семенных коробочек Papaversomniferum. Ну, разве что в трахее следы въевшихся табачных смол, да небольшоепотемнение в лёгких, вот видите? – (Эраст Петрович, не глядя, сказал «Oh,yes».) – Сердце, как у быка. И вдруг ни с того ни с сего взяло и остановилось. Никогдане видел ничего подобного. Видели бы вы сердце моей бедной Дженни, –вздохнул Твигс. – Мышцы были, как истончившиеся тряпочки. Я когда вскрылгрудную клетку, просто заплакал от жалости. У бедняжки было совсем слабоесердце, вторые роды надорвали его.

Эраст Петрович уже знал, что Дженни – покойная супругадоктора и тот решил собственноручно произвести вскрытие, потому что у обеихдочек тоже слабое сердце, в мать, и необходимо было посмотреть, в чем там дело– подобные болезни часто передаются по наследству. Выяснилось, что имеетсясредневыраженный пролапс митрального клапана, и, обладая этой важнойинформацией, доктор смог правильно организовать лечение своих обожаемыхмалюток. Слушая этот удивительный рассказ, Фандорин не знал, восхищаться емуили ужасаться.

– Вы хорошо проверили шейные позвонки? – уже не впервый раз спросил Эраст Петрович. – Я говорил: его, возможно, ударили вшею, сзади.

– Никакой травмы. Даже синяка нет. Только красноепятнышко чуть ниже основания черепа, словно от лёгкого ожога. Но этакий пустякни в коем случае не мог иметь сколько-нибудь серьёзных последствий. Может быть,удара не было?

– Не знаю, – вздохнул молодой человек, уже жалея,что затеял канитель со вскрытием. Мало ли от чего могло остановиться сердцезаядлого опиомана?

На стуле висела одежда покойного. Эраст Петрович задумчивопосмотрел на вытертую спину кителя, на латаную рубашку с пристёгнутымворотничком – самым что ни на есть дешёвым, целлулоидным. И вдруг наклонился.

– Удар не удар, но прикосновение было! –воскликнул он. – Смотрите, вот здесь, отпечатался след п-пальца. Хотя,может быть, это рука самого Благолепова, – тут же сник чиновник. –Пристёгивал воротник, да и ухватился…

– Ну, это нетрудно выяснить. – Доктор достал изкармана лупу, присел на корточки возле стула. – Угу. Большой палец правойруки.

– Вы можете так определить на взгляд? – поразилсяФандорин.

– Да. Немножко интересовался. Видите ли, мой приятельдоктор Генри Фолдс, работающий в одном токийском госпитале, сделал любопытноеоткрытие. Исследуя отпечатки пальцев на древней японской керамике, онобнаружил, что узор на подушечках никогда не повторяется… – Твигс подошёл ккровати, взял правую руку покойника, рассмотрел в лупу большой палец. –Нет, это совсем другой палец. Никаких сомнений… Так вот, мистер Фолдс выдвинуллюбопытную гипотезу, согласно которой…

– Я читал про отпечатки пальцев, – нетерпеливоперебил Эраст Петрович, – но европейские авторитеты не находят этой идеепрактического применения. Лучше проверьте, совпадает ли место, где отпечаталсяпалец, с покраснением, про которое вы говорили.

Доктор бесцеремонно приподнял мёртвую голову с отпиленнойверхушкой, согнулся в три погибели.

– Пожалуй, совпадает. Да только что с того?Прикосновение было, но удара-то не было. Откуда взялся ожог, непонятно, но, уверяювас, от такой причины ещё никто не умирал.

– Ладно, зашивайте, – вздохнул Фандорин,сдаваясь. – Зря я вас обеспокоил.

Пока доктор орудовал иглой, титулярный советник вышел всоседнюю комнату. Софья Диогеновна подалась ему навстречу с таким выражениемлица, будто ожидала чудесного известия – мол, батюшка вовсе не умер, это толькочто научно установил доктор-англичанин.

Покраснев, Фандорин сказал: