Каким образом из шаманства Макара вытекало решение задачи,Сергей не понимал, но зато не раз видел, к каким результатам приводила этабессмысленная на первый взгляд работа. Все образы, которые Илюшин выуживал изсвоей головы, он набрасывал на бумаге, и в какой-то момент из них складываласькартинка, в которой смешные человечки стояли на своих местах, и ни одного изних нельзя было сдвинуть, чтобы не изменился весь сюжет целиком. Сейчас Бабкинпонимал, что основой идеи Макара являлась нарисованная под человечками длиннаясобака, но что она означает – не знал. Красько не упоминала о животных, а чтомодифицировало в таксу илюшинское воображение, догадаться было невозможно.

Через час на столе лежал второй лист с корявыми существами,изображенными Макаром. Бабкин пригляделся, и в вертикально нарисованной крупнойгусенице с шарфом вдруг явственно распознал Вениамина Рощина. Никакого сходстване было и, учитывая способности Илюшина к рисованию, быть не могло, но привзгляде на гусеницу, чуть заваливающуюся набок, сразу становилось очевидно –это именно Веня, и никто другой. Под гусеницей Макар вывел нечто совершенноневнятное, вроде ковра-самолета со значком доллара, а под ним пошли и вовсенеразборчивые рисунки.

«Опять отрабатывает тех, с кем мы встречались, – понялБабкин. – Либо пытается совместить старую информацию с недавно полученной».Но вторая гипотеза была неверна, Сергей сам знал: в таком случае Илюшинвписывал бы старых персонажей на один лист вместе с новыми. Если он этого несделал, значит, вернулся к прежним версиям.

Тем временем Илюшин засунул фломастеры в коробочку, оставивпод рукой только черный, и посмотрел на Сергея.

– Все, – устало сказал он, планомернопереворачивая каждый лист вниз рисунком или текстом. – Перерыв. Не совсембезрезультатно, конечно, какие-то зацепки есть… Вот эта девочка, про которуютебе Красько рассказывала, – Илюшин, не глядя, безошибочно вытянул нужныйему лист с записями Бабкина, – поначалу работала со Стрежиной, а потомперешла в отдел к юристам – так вот, она знакома с Вениамином, я готов за эторучаться на девяносто процентов. Но Рощин нам о знакомстве не сказал.

– Как ты это вывел? – недоверчиво спросил Бабкин.

– Неважно, – отмахнулся Илюшин. – Поверь мнепока на слово. Но их знакомство может быть полной случайностью. Да я, честноговоря, уверен, что так оно и есть. Имеется еще пара дорожек, возможно, ведущихк Стрежиной. Но они совсем узенькие, Серега, могу признаться откровенно. –Он оз??боченно взглянул на часы. – Что-то наш информированный фээсбэшник незвонит. Не вздумал бы он сдать нас Коцбе раньше, чем продаст сведения о нем.

– Давай я тебе кофе сварю, что ли? – предложилБабкин, стараясь скрыть глубокое огорчение и растерянность от того, что первыйраз метод Макара не принес никаких плодов. – Или пиццу в духовкузапихнуть?

Тот глянул на него и усмехнулся:

– Нет, Серега, спасибо, не надо. Сейчас отдохну и ещеодну вероятность проверю. Как ты сам насчет пообедать?

– Попозже. Во-первых, хотел главу дочитать. – Онмахнул книжкой. – Неплохое чтиво оказалось, ты был прав.

– А во-вторых?

– Сейчас свяжусь с парнем из отдела, который в курсерасследования дела Липатова. Может быть, они что-то накопали.

Сергей не стал признаваться, что должен был позвонить ещенакануне, но увлекся версией с причастностью к исчезновению Стрежиной ВениаминаРощина и совсем забыл о Липатове. В глубине его души держалась стойкаяуверенность, что в такого рода преступлениях исполнителя можно найти только втом случае, если его сдадут организаторы, либо по нелепой случайности. Дляисполнителя нелепой, для оперативников – счастливой. Такие подарки судьбыиногда падают с неба, и за время работы оперативником Бабкин не раз имелвозможность убедиться в этом. Но что-то ему подсказывало, что на сей разподарков не будет.

– Позвони, конечно, – встрепенулся Илюшин. –Может, мы с тобой, как два идиота, зря головы ломаем!

– Сомнительно, – пробурчал Сергей.

Он набрал номер, пока Макар возвращал голос домашнемутелефону.

– Серега, здорово! – рявкнул ему в ухо бывшийколлега. – Прям только что тебя вспоминал! Ну что, слушай сюда…

Две минуты Бабкин с оторопью вникал в то, что оживленно говорилему собеседник. Вернувшийся в комнату Илюшин мгновенно понял, что появиласьновая информация, и сел на край дивана, жадно прислушиваясь к разговору. Но изотрывочных реплик Сергея он ничего не понял. Наконец Бабкин попрощался,поблагодарив приятеля, но таким странным голосом, что Макар понял: новости несулят ничего хорошего.

– Что случилось? – живо спросил он, едва Сергейнажал на кнопку отбоя.

– Нашли виновника происшествия, – медленно ответилтот, – правильнее сказать, виновницу. Девица выезжала из гаража насобственной машине, ударила по газам вместо того, чтобы нажать на тормоз,машину занесло, и она сбила Липатова. Перепугалась, уехала. Обнаружили еепозавчера, когда стали повторно опрашивать владельцев гаражей – тех, что рядомс липатовским. Нервишки у девицы и так были расшатаны, а когда она второй разувидела оперативника, то решила, что все о ней узнали. Впала в истерику и самавсе выложила. Машину осмотрели, улики ее рассказ полностью подтверждают.

– То есть как… – протянул Илюшин. – Ты хочешьсказать…

И замолчал. Бабкин не стал ничего говорить, посколькуобъяснять было нечего: Макар и сам все прекрасно понял. Если Липатова сбилислучайно, значит, все их построения разрушены, ибо были неверны изначально.Никто не пытался убить человека, который мог поднять шум из-за исчезновенияСтрежиной; никто не нанимал стремительного киллера на машине; никто необдумывал, убрать ли исполнителя. Не было исполнителя, а была глупая девица,купившая права так же легко, как и машину. Глупая девица с плохой реакцией,сбившая соседа по гаражу и в панике уехавшая с места происшествия. Вот и все.

– Пообедать пора, – безразлично сказал Макар,поднимаясь с диванчика и вспоминая, в какой камере морозильника лежит пицца.

Виктория Стрежина. Остров

Солнце опускалось в океан, и с того места, где сидела Вика,вода казалась такой плотной, словно по ней можно было добежать до солнца.Плотной и золотистой, а рядом с островом – глубокой черно-синей, густой. Викасказала себе, что немногим выпадает счастье умереть в таком красивом месте, апотому ей грех жаловаться на судьбу. Собственно, она и не жаловалась. Скорее,ей было смешно. Проделать такой путь, не утонуть по дороге, сохранить остаткисъестного…

И выяснить, что остров необитаем.

Проснувшись на следующее утро, она долго выбирала место инаконец нашла. Как раз такое, какое и требовалось: достаточно высокое, чтобывидеть океан, и закрытое с одной стороны скалой от ветра. К вечеру она началазябнуть, а горло опять заболело. Впрочем, теперь мысль о больном горле Вику необеспокоила, а лишь развеселила. Последнюю банку тушенки она доела накануне, итеперь пустая банка, вылизанная дочиста, валялась под деревом в двух шагах отВики. Там же лежала бутылка, в которой больше не было воды.