– В-в-вы… письма… н-нет, не может быть… –выговорил Каморкин. – Откуда?!

Бабкин презрительно хмыкнул.

– Знаете, Михаил Олегович, – сказал Макар, –честно говоря, вы не первый преступник, которого я встречаю. Представьте себе,я даже знаком с довольно изощренными убийцами. Одни совершали преступления изжажды наживы, другие – от ревности, третьи – из мести… Собственно говоря,мотивов не так уж и много, даже для самых затейливых убийств. – Илюшинприсел на корточки, с любопытством оглядел старика и наклонил головунабок. – Но я первый раз встречаю человека, совершившего убийство изчувства стыда, – резко закончил он.

– Нет! – не выдержал Каморкин. – Неправда! Яее не убивал! И стыд здесь ни при чем!

– Неужели?! А что вы с ней сделали? Заманили на острови бросили там, правда? Интересно, что она почувствовала, когда поняла, что ееобманули? Каково это было – остаться одной, совершенно одной? Или она там неодна?

– Одна… – слабо пискнул старик.

– Значит, одна. Как вы думаете, отчего она умерла? Отжажды? От голода? От страха? Или она давно уже сошла с ума, не понимая, чтопроисходит? Или она утонула? Вы хоть что-нибудь знаете о том, как вы убилисобственную племянницу?!

– Я… не знаю, не знаю! Ее оставил там Андрей, онпозаботился о ней! Там палатка, еда, вода…

– Позаботился? – по складам произнес Макар. –Позаботился?!

– Я только хотел…

– Позаботился?! И на какое же время, интересно, хватилозаботы вашего Андрея?

Губы старика искривились, угол рта дернулся в сторону.

– А когда забота закончится, – тихо спросил Макар, –что она будет делать? Ведь вряд ли вы планировали оставить Вику на острове нагод, не так ли? Это грозило бы случайностями, вроде проходящей мимо яхты илитуземцев на лодке, занесенных ветром на остров… Значит, вашей заботы должнохватить на небольшой срок. И что потом? Мучительная смерть? Вот цена вашейтайны?!

– Вы… вы неправы… я жалел ее… – Голос Каморкинапрерывался. – Я никогда не обрек бы Вику на жестокую смерть, никогда! Явсе приготовил так, чтобы она могла легко умереть, очень легко!

Макар и Сергей молча смотрели на него, и лица у них былитакие, что Каморкин закричал в голос:

– Вы ничего не понимаете! Когда у нее закончатсяпродукты, она не будет мучиться, потому что сможет повеситься! Просто…прекратит все это… просто прекратит сама, понимаете?! Это легко! Она не будетмучиться!

– Почему же ты, скотина, себе не приготовил такуюлегкую смерть? – с ненавистью процедил Бабкин, и крик Каморкина оборвался.

– Я… не мог, – он почти плакал. – Япозаботился о ней. Она будет счастлива перед смертью… ей все равно не нравилосьздесь жить!

Сергей шагнул к нему, наклонился и выдохнул в лицо почтишепотом:

– Где она?

Крик испугал бы Михаила Олеговича куда больше, чембешенство, прозвучавшее в шепоте Бабкина.

– На острове… – По его лицу текли слезы. – Унее все хорошо… я оставил ей продукты, воду… Она всегда мечтала…

– На каком острове? Карту!

Трясущимися руками Каморкин достал из ящика стола карту.Бабкин вырвал ее у него из рук, развернул, перевел взгляд на старика.

– Ты наглая, злобная, трусливая тварь, – сказал онпочти спокойно. – Ради сохранения гаденькой тайны отправил роднуюплемянницу прямо в ад.

– Я хотел не так… – Каморкина колотило, он старелна глазах, будто каждое произносимое слово отнимало у него годы жизни. – Яхотел, чтобы она умерла счастливой! Она мечтала об острове, понимаете, вы!!! Явсего лишь осуществил ее мечту! Я все ей оставил: и продукты, и палатку, ишоколад! Она его так любила…

Голос его прервался, и он зарыдал, обхватив головуморщинистыми руками.

Макар с Сергеем переглянулись.

– Сколько жизни вы отмерили любимой племяннице? –рявкнул Бабкин. – Ну, отвечайте! Сколько дней рая?

Каморкин тупо смотрел на него сквозь слезы, покачиваясьвперед-назад.

– На сколько Вике хватит еды, я вас спрашиваю?

– Там тушенка, и одеяло, и пластыри… И шоколад, яоставил ей шоколад…

– На сколько дней?! – заорал Сергей.

– На две недели, – прошептал чуть слышно МихаилОлегович.

Бабкин выругался.

– Действительно, тварь, – покачал головойИлюшин. – Безумная тварь.

Он достал телефон, набрал номер и взглянул на карту, гдесреди Соломоновых островов был обведен один крохотный желтый кружочек – да и некружочек вовсе, лишь точка на глянцевой синеве.

Виктория Стрежина. Остров

Вика умирала.

Она знала, что умирает. Самое обидное заключалось в том, чтоона так и не смогла выбрать свою смерть, несмотря на все приготовления. Поискправильного места – скалы, прыгнув с которой она непременно разбилась бы, а неосталась с переломанными костями истекать кровью на камнях; терпеливое ожиданиемомента, когда легче всего было бы подползти к краю и перевалиться вниз… –все зря. Она не решилась. В последнюю секунду, когда оставалось сделать лишьодно движение, чтобы навсегда уйти с этого острова – и со всех емуподобных, – в последнюю секунду она отклонилась назад и осталась лежать,беспомощно всхлипывая.

Она боялась боли.

Конечно, это было смешно. Внутренности Вики стало скручиватьеще с вечера, словно кто-то время от времени проворачивал в них раскаленнуюпружину. За ночь у нее несколько раз сильной судорогой сводило ноги, и девушкакаталась по песку, крича от боли. Судорога постепенно отступала, но за нейнаваливалась тошнота – не такая, как прежде, а особенно гадкая, выворачивающаянаизнанку.

И все же она боялась боли – последней боли от удара о камни.И сколько ни твердила себе Вика, что это будет избавлением, что-то внутри ееотчаянно сопротивлялось. Что-то не хотело избавляться от боли, потому что больозначала жизнь.

Она умирала глупо и некрасиво, хотя всегда жила с ощущением,что смерть ее будет легка, быстра и неожиданна. Например, разорвется что-нибудьвнутри, и мир в одну секунду потухнет. Или чья-нибудь пуля, выпущенная отбеспомощности, ударит в ее тело, оказавшееся рядом со стрелявшим человеком,конечно же, совершенно случайно… Такая смерть ее вполне устраивала, и Викавсегда думала, что умрет именно так.

Но ее медленное умирание было уродливым: с судорогами,рвотой, невыносимой жаждой, от которой, казалось, с языка одним рывком сдернуликожу, и теперь он кровоточит у нее во рту. Голода Вика не ощущала. Точнее, то,что она ощущала, нельзя было назвать такими простыми, понятными словами.Чувство голода она испытывала, когда не успевала пообедать в офисе и ехалавечером домой, представляя себе две куриные котлеты, которые она разогреет насковородке. Чувство голода мучило ее после тренировок, когда она, вдовольнаплававшись в бассейне, торопилась достать припасенную заранее шоколадку иоткусить маленький кусочек – так, чтобы в нем обязательно попался орешек. Оналюбила шоколад с орешками.