– Виконт Мондвэйл был кем угодно, только не пижоном, –наконец ответила она, улыбаясь.

Он был явно удивлен, однако голосом этого не выдал.

– Это был Мондвэйл?

– М-м-м. – Элизабет отстрелила кончик ветки и засмеялась отудовольствия. – Я попала! Три – один, в вашу пользу.

– Шесть – один, – поправил он.

– Все равно – я попала, так что берегитесь!

Он передал ей пистолет, и она опять прицелилась.

– Почему вы так и не вышли за него?

Элизабет на мгновение напряженно застыла, потом постараласьрасслабиться и ответить в том же легком тоне:

– Виконту Мондвэйлу показалось немного странным, что егоневеста проводит свободное время, уединяясь с Яном Торнтоном в коттеджах иоранжереях.

– И сколько претендентов в этом сезоне? – поинтересовалсяон, протирая пистолет.

Она знала, что он имеет в виду претендентов на ее руку, игордость не позволила ей ответить, что в этом сезоне у нее нет ни одного претендента,так же, как и в прошлом, и в позапрошлом.

– Ну… – протянула она, стараясь не выдать выражением лицасвоего отношения к пожилому любителю херувимов. Полагая, что Ян вряд ли бываетв высших кругах, она решила, что он не должен его знать.

– Ну, например, сэр Фрэнсис Белховен.

На этот раз он задержался с выстрелом и долго прицеливался.– Белховен – старик. – Ян выстрелил, и ветка стала короче еще на один дюйм.

Когда Торнтон взглянул на нее, Элизабет показалось, чтовзгляд его стал более прохладным, словно его мнение о ней изменилось к худшему.Она сказала себе, что это ей только показалось, и решила не отходить отустановившегося между ними шутливого тона. Подошла ее очередь стрелять, и онаподняла пистолет.

– Кто еще?

Радуясь, что он не сможет придраться к возрасту ееспортсмена-отшельника, Элизабет несколько вызывающе и свысока улыбнулась ему.

– Лорд Джон Марчмэн, – сказала она и выстрелила.

Смех Яна потонул в грохоте выстрела.

– Марчмэн! – воскликнул он, когда она сердито взгляну нанего и ткнула ему в грудь пистолет. – Вы, должно быть, шутите!

– Вы испортили мне выстрел, – строго сказала она.

– Попробуйте еще раз, – сказал он, глядя на нее насмешливо,недоверчиво и удивленно.

– Нет, я не могу стрелять, когда вы смеетесь. Я буду вамочень признательна, если вы прекратите этот дурацкий смех. Лорд Марчмэн оченьхороший человек.

– Я это знаю и сам, – сказал Ян, помрачнев. – И вамчертовски повезло, что вы так любите стрельбу, поскольку он спит с ружьем иудочкой под подушкой. Выйдя за него, вы проведете всю оставшуюся жизнь,таскаясь по лесам и рекам.

– А я люблю рыбалку, – заявила Элизабет, с трудом владеясобой. – Что касается сэра Френсиса, то, возможно, он и старше меня, но затостарые мужья бывают более добры и терпимы к своим женам, чем молодые.

– О-о, полагаю, вашему мужу нужно быть либо очень терпимым,либо чертовски хорошим стрелком, – грубовато бросил Ян, снова переключаявнимание на цель.

Элизабет рассердила его внезапная атака на нее именно тогда,когда она решила не принимать всерьез того, что было между ними в прошлом.

– Ну, знаете, я бы не назвала вас очень последовательным! Яннахмурился, чувствуя, что их краткое перемирие подходит к концу.

– Как, черт возьми, это понимать?

Элизабет сдержалась и посмотрела на него так, как иполагалось смотреть настоящей аристократке, – пренебрежительно и надменно.

– Это надо понимать так, – спокойно и холодно пояснила она,– что у вас нет морального права вести себя таким образом, словно я причинилавам какое-то зло, раз уж вы называете случившееся между нами случайнымразвлечением. Это ваши собственные слова, и не пытайтесь отрицать этого!

Торнтон перезарядил пистолет и только после этого заговорил.В отличие от потемневшего лица голос его звучал совершенно бесстрастно.

– Очевидно, память мне изменяет. Кому я это говорил?

– Во-первых, моему брату, – отчеканила Элизабет, возмущеннаяего притворством.

– Ах, да, досточтимому Роберту, – с ударением на слове«досточтимый» ответил он. Он снова выстрелил, но пуля пролетела далеко от цели.

– Вы не попали даже в дерево, – удивленно констатировалаЭлизабет. – Мне казалось, вы собирались почистить оружие, – добавила она, видя,что Ян методично убирает пистолеты в кожаные чехлы.

Когда он поднял голову и посмотрел на нее, ей показалось,что он уже забыл о ее присутствии.

– Я решил сделать это завтра.

Ян вернулся в дом, машинально развесил пистолеты надкамином, потом в задумчивости подошел к столу, открыл бутылку мадеры и налилнемного в стакан. Nн говорил себе, что ему безразлично, какое чувство онаиспытала, услышав от брата эту ложь. Во-первых, тогда она уже была помолвлена,а во-вторых, как она сама призналась, для нее их отношения были просто легкимфлиртом. Возможно, ее гордости был нанесен удар (кстати, вполне заслуженный),но и только. К тому же, подумал Ян, я уже почти обручен с красивой женщиной,которая слишком хороша, чтобы он продолжал думать об Элизабет Камерон.

«Виконту Мондвэйлу показалось немного странным, что егоневеста проводит свободное время, уединяясь с Яном Торнтоном в коттеджах иоранжереях», – вспомнил он слова Элизабет.

Ян почувствовал смутное чувство вины из-за того, что еебросил жених. Он бессознательно налил себе еще мадеры, подумав, что надо быпредложить и Элизабет. Рядом с бутылкой лежало начатое письмо. «Моя дорогаяАлекс…», – начиналось оно. Но Торнтона поразил не сам текст письма, а почерк,которым оно было написано. Четкий, ясный и красивый. Такой почерк бывает уцерковнослужителей. Это были не те корявые детские каракули, которые ему долгопришлось расшифровывать, пока он наконец понял, что она будет ждать его воранжерее. Качая головой, он снова взял письмо, и почувствовал угрызениясовести. Ян вспомнил, как наступал на нее в той проклятой оранжерее, и чувствогорького раскаяния буквально оглушило его.

Он залпом осушил бокал, словно вино могло смыть его недовольствособой, и медленно вышел из дома. Элизабет стояла на краю плато, в несколькихярдах от того места, где они стреляли. По деревьям пробежал ветерок и взметнулее волосы, окружив лицо сияющим ореолом. Ян остановился в нескольких шагах отдевушки, не отрывая от нее глаз, но перед мысленным взором его проплываливидения той, какой он знал ее когда-то: вот она, точно прекрасная юная богиня,спускается по лестнице – такая далекая и недоступная в своем царственно простомсинем платье, вот, словно разгневанный ангел, встает на его защиту в карточнойкомнате, а вот обольстительная искусительница стоит у камина и приподнимаетмокрые волосы, чтобы они поскорее просохла, и под конец – испуганная девушка,которая сует ему в руки цветочный горшок, удерживая от поцелуя.