– Я – демократ. А это сейчас немодно.

– Мой отец и я, мы тоже демократы. В Вашингтоне всемхватит места. В этом-то все и дело. Ради всего святого, у нас покадемократическое государство, а не диктатура.

Все-таки это ужасно глупо – он дома уже четыре часа, а ониспорят из-за политики и говорят о ее работе. А он хотел одного – почувствоватьсебя дома и оказаться наедине с женщиной, которая бы его любила и понимала. Ноон не чувствовал себя дома, находясь здесь. Да у него теперь и нет ни дома, ниработы. Он вдруг затосковал по армии, и это совершенно расстроило его. Находясьв Корее, он только и мечтал поскорее вернуться домой. И вот... вернулся, но неиспытывает никакого счастья.

Спенсер оделся и спустился вниз. Через два часа он испыталеще больший шок. Он не знал никого из тех двухсот человек, которых пригласилина обед. Он не ожидал такого, и его отец сразу же почувствовал, что сын неготов к этому сборищу. В добавление к перелету из Сеула это было уж слишком.Вечером, лежа в постели, Спенсер никак не мог уснуть. Он тихо выбрался из домаи пошел бродить по городу, вслушиваясь в кваканье лягушек. Каждый шорохзаставлял его вздрагивать, он инстинктивно порывался отпрыгнуть в сторону, опасаясьснайпера. В конце концов он оказался на Норт-Бич.

Он стоял перед домом миссис Кастанья и с тревожно бьющимсясердцем смотрел на окна Кристел. Это был тот самый момент, ради которого он такстремился домой. Все окна были темными, и ему вдруг захотелось подняться наверхи удивить ее. Но он все продолжал стоять и размышлять, почему она не отвечалана его последние письма.

Дрожащей рукой он потрогал дверь, но она оказалась запертой,тогда он решился и позвонил. Долгое время все было тихо, потом наконецпоявилась женщина. Она выглядела заспанной и куталась в домашний халат.

– Да? Что вам угодно? – Она говорила с ним череззакрытую дверь, и он едва смог рассмотреть ее через стеклянную панель. Женщинаоказалась не очень старой и совсем непривлекательной.

– Я пришел повидать мисс Уайтт. – На нем была форма, иэто не могло вызвать сомнений в том, что он военный.

С минуту женщина растерянно думала и наконец покачалаголовой. Ей казалось, что она знает всех своих жильцов, но потом вдругвспомнила:

– Она не живет здесь.

– Да нет же, живет, – сказал он настойчиво, а потомвдруг понял, что она могла переехать. Его испугала мысль о том, что он теперьне знает, где ее можно найти. – Ее комната – угловая наверху. – Он показал. Ноэто было три года назад. Может быть, поэтому она не отвечала ему.

– Она уехала отсюда перед тем, как умерла моя мать. Унего даже сердце замерло. Значит, миссис Кастанья уже больше нет. Всеизменилось. Ему так долго пришлось ждать этого момента, а теперь Кристелисчезла, и вместе с ней исчезло все, что было ему так дорого.

– Вы не знаете, куда она переехала?

Они все еще говорили через дверь, и женщина явно несобиралась открывать ее. Уже слишком поздно, и она не знала его. Может, онпьяный или какой-нибудь маньяк, ей незачем впускать его в дом. Это была одна изнезамужних дочерей миссис Кастанья, теперь она распоряжалась домом. Она поднялаплату за комнаты и подумывала о том, чтобы вообще продать его. Они с остальнымибратьями и сестрами решили, что эти деньги им не помешают.

– Я не знаю, куда она съехала, мистер. Я ее ни разу невидела.

– Она не оставляла адреса?

Женщина покачала головой и рукой сделала ему знак, чтобы онуходил, ей очень хотелось поскорее вернуться в дом.

Спенсер медленно сошел с крыльца и еще раз взглянул на темныеокна. Да, Кристел уехала, и он не имел ни малейшего понятия, где ее теперьискать.

Он вдруг решил, что сможет найти ее в ресторане, иотправился к Гарри. Но, зайдя туда, увидел, что они закрываются. Все стульяподняты, метрдотель натягивал пиджак, а двое официантов мыли полы.

– Извините, сэр, но мы уже закрылись. – Метрдотельразозлился, когда вошел Спенсер. Двери должны были быть заперты, но,по-видимому, кто-то забыл это сделать.

– Я знаю... извините... а Кристел здесь? – Задав этотвопрос, он вдруг испугался. А что, если ее нет? А что, если с ней что-тослучилось? Все это время он думал только о себе, его интересовали какие-тоничтожные проблемы. Он упустил ее из виду. И теперь одному Богу известно, что сней случилось.

Но метрдотель покачал головой, думая только о том, как бывыпроводить Спенсера:

– Она уехала в Лос-Анджелес. Но вместо нее у нас поетотличная девчонка. Приходите завтра вечером.

Однако Спенсер хотел увидеть только одну девчонку – ту,которую любил, ту, мечты о которой помогли ему выжить в Корее.

– Я ее старый друг. Только что вернулся из Сеула... Выне знаете ее адреса в Лос-Анджелесе?

А может, она уже в Голливуде? Эта мысль разволновала его, онеще сильнее захотел увидеть Кристел. Они так много не сказали друг другу, онобязательно должен извиниться за свое молчание. Но метрдотель только покачалголовой – этот военный не вызывал в нем ни интереса, ни симпатии. Солдат,вернувшийся из Кореи, его не интересовал.

– Нет. Гарри, наверное, знает. Но он ушел в отпуск надве недели. Позвоните, когда он вернется.

– А как насчет... – Он напрягся, вспоминая имя, а потомоблегченно вздохнул. Да, несчастливый вечер. – Перл.... Она здесь?

– Она будет завтра в четыре. Позвоните ей в это время.И послушайте, приятель, мне пора закрываться. Ну почему бы вам не позвонитьзавтра? – Потом он вдруг добавил без всякой причины: – Я слышал, она теперьснимается в кино. Я имею в виду Кристел. Жаль, что она не поет. Она былапервоклассной певицей. – Он слегка улыбнулся и по-дружески, но твердоподтолкнул Спенсера к дверям. Тот понимающе кивнул в ответ.

Через несколько секунд он уже стоял на лестнице, так и незная, где искать Кристел. Посещение ресторана ничего не дало. Она уехала. ВГолливуд. Она всегда об этом мечтала. А он остался с Элизабет, так и не решив,что, черт возьми, им делать дальше. А может быть, так даже лучше. Может быть,сначала нужно принять решение разорвать брак, а уж потом встретиться с Кристел.Эта мысль лежала у него на душе тяжелым камнем, когда он медленно брел погороду в дом на Бродвее. Войдя в спальню, Спенсер обнаружил, что Элизабеткрепко спит. Ее не волновало, куда он ходил. Он разглядывал ее при слабомсвете, падающем из приоткрытых дверей ванной, и жена показалась ему такойспокойной и умиротворенной. Он вдруг подумал о том, что ей может сниться, еслией, конечно, что-нибудь снится... и вообще, снится ли ей когда-нибудьчто-нибудь? Она всегда такая деловая и уравновешенная. Даже его возвращение онавосприняла как светский прием, который был заранее запланирован и хорошоорганизован. Она не проявила никаких нежных чувств, ни разу случайно неприкоснулась к нему, не взяла трепетно за руку. Им так и не удалось занятьсялюбовью после приезда, и, если говорить правду, ему и не хотелось.