– А вы разве не знаете? – он с деланным удивлением приподнялодну бровь. – Мне об этом известно уже пять дней. Или письмо от мистера Норвичаопять запаздывает?

Дед сразу как-то сжался в своем кресле, будто разомсостарился.

– Чэрити, – тихо сказал он. Тяжело вздохнув, он поднял наЯна умоляющий взгляд, сумев, однако, при этом не утратить достоинства: – Тысердишься?

– Не знаю.

Герцог кивнул. – Знаешь ли ты, как трудно иногда бываетсказать: «Прости»?

– И не говорите, – отрывисто бросил Ян.

Дед издал долгий вздох и снова кивнул, смиряясь с ответомЯна.

– Хорошо, тогда можем мы просто поговорить? Хотя бы немного?

– О чем бы вы хотели поговорить?

– О твоей будущей жене, например, – с теплотой в голосеответил дед. – Кто она?

– Элизабет Камерон.

– Элизабет Камерон? – изумленно переспросил герцог. – Мнеказалось, ты покончил с этой историей еще два года назад. Ян подавил угрюмыйсмешок.

– Я немедленно пошлю ей свои поздравления, – заявил герцог.

– Они будут преждевременны, – коротко бросил Ян. Но непрошло и часа, как, разомлевший от бренди и усталости, убаюканный тонкиминенавязчивыми расспросами деда, он нехотя поведал деду, как обстоят дела, и судивлением обнаружил, что ему не надо рассказывать о тех слухах, которыесвязаны с именем Элизабет, и о ее репутации в свете. Как и сказала Люсинда Трокмортон-Джонс,это было известно всем, даже его деду.

– Поверь мне, Ян, – предупредил его герцог, – если тыдумаешь, что в обществе забудут о ее проступке, простят и примут ее толькопотому, что она твоя жена, ты сильно ошибаешься. Они «не заметят» твоегоучастия в этой некрасивой истории, как, собственно, они уже и сделали, потомучто ты мужчина, и мужчина богатый, не говоря уж о том, что теперь ты маркизКенсингтонский. Конечно, они будут терпеть Элизабет, если ты сделаешь еемаркизой, у них просто не будет выбора, но они не откажутся от малейшейвозможности уколоть ее, и как можно больнее. Чтобы заставить общество сновапринять ее как равную, потребуется некая демонстрация силы со сторонывысокопоставленных особ, пользующихся особым влиянием. В противном случае онаостанется парией.

Что касается самого Яна, то он совершенно спокойно и безколебаний послал бы это общество ко всем чертям, но беда в том, что именно тудаобщество и отправило Элизабет, а ему хотелось залечить ее раненую гордость.Пока Ян думал, как ему поступить, дед вдруг решительно заявил:

– Я поеду в Лондон, чтобы находиться рядом, когда будетобъявлено о твоей помолвке.

– Нет, – резко ответил Ян и плотно сжал челюсти. Одно дело –отказаться от ненависти к этому человеку и совсем другое – позволить ему влезтьв его жизнь или принимать от него помощь.

– Я понимаю, почему ты отказываешься от моей помощи, –спокойно ответил дед. – Но я предложил ее не только потому, что это доставитмне удовольствие. Есть и другие веские причины: во-первых, моя поддержка игорячее желание назвать Элизабет своей внучкой сразу же невероятно возвысят еев глазах света. Практически я чуть ли не единственный человек, который можетсклонить мнение света в ее пользу. А во-вторых, – продолжил герцог, ухватившисьза эту возможность, посланную ему Богом, – до тех пор, пока нас с тобой неувидят вместе хотя бы один раз, в обществе по-прежнему будут сомневаться втвоих правах на наследство и титул. Другими словами, ты можешь называть себямоим наследником, но до тех пор, пока в обществе не увидят, что я сам признаютебя таковым, эти люди так до конца и не поверят в это, что бы ты там ниговорил и что бы ни писали газеты. Таким образом, если ты хочешь, чтобы кмаркизе Кенсингтонской относились с должным уважением, то для начала должендобиться своего собственного признания маркизом Кенсингтонским. Этонеразделимо. И действовать нужно не торопясь, – подчеркнул он, – постепенно,шаг за шагом. Если мы будем поступать именно так, никто не посмеет поднятьпротив нас голос, а впоследствии им придется принять и леди Элизабет.

Ян не знал, что ответить, сотни мыслей роились у него вголове и сотни чувств терзали его сердце.

– Мне надо подумать, – сказал он.

– Понимаю, – тихо отозвался герцог. – На тот случай, если тырешишь прибегнуть к моей поддержке, я завтра утром поеду в

Лондон и буду жить в своем городском доме.

Ян поднялся, собираясь уходить, и герцог тоже встал скресла. Старик неловко протянул внуку руку и, поколебавшись, Ян протянул свою.Рукопожатие деда оказалось неожиданно крепким.

– Ян, – с отчаянием в голосе вдруг сказал он, – если бы ямог вернуться на тридцать два года назад, я бы поступил иначе.

Клянусь тебе.

– Не сомневаюсь, – отчужденно произнес Ян.

– Как ты думаешь, – прерывающимся голосом продолжил старик,– ты сможешь когда-нибудь простить меня?

– Не знаю, – честно признался Ян. Дед кивнул и отпустил егоруку.

– Я буду в Лондоне через неделю. А когда ты планируешь бытьтам?

– Пока трудно сказать. Это зависит от того, сколько времениуйдет на переговоры с отцом Кристины и дядей Элизабет. Потом нужно будетобъяснить все самой Элизабет. Учитывая все это, к пятнадцатому я надеюсьуспеть.

Элизабет медленно встала, пальцы ее нервно сжались в кулаки,и она взволнованно посмотрела на Александру Таунсенд, прогуливающуюся по своейвеликолепной просторной гостиной, отделанной в зеленовато-кремовых тонах.

– Алекс, это безумие! – сердито воскликнула Элизабет. – Дядядал мне отсрочку до двадцать четвертого, а сегодня уже пятнадцатое! Как тыможешь звать меня сегодня на бал, когда моя жизнь, можно сказать, уже кончена!За все это время мы так ничего и не придумали!

– У тебя есть выход, – уговаривала ее Алекс. – Во всякомслучае, с тех пор, как ты приехала, мне приходит в голову только одна идея.

Элизабет перестала закатывать глаза к потолку и резкотряхнула головой, решительно давая понять, что Алекс совсем изменил здравыйсмысл. Элизабет мчалась в Англию как сумасшедшая, надеясь отговорить дядю, ноон встретил ее радостным сообщением:

– Я получил встречное предложение от лорда Марчмэна. У неговыше титул и больше состояние, поэтому весьма вероятно, что мне не придетсядавать за тобой слишком много денег. В общем, я написал ему и попросилокончательно определиться до двадцать четвертого.

Элизабет взяла себя в руки и постаралась использоватьхорошее настроение дяди, чтобы уговорить его отпустить ее до этого времени иЛондон. И дядя, зная, что скоро ему наконец удастся сбыть ее с рук, оказался наредкость покладистым и согласился.