Но тут вдали и в самом деле раздалось завывание, немедленноопознанное фандоринским камердинером. Выл Эраст Петрович вполне достоверно, ивсё же не так, как безродные йокогамские шавки – было в этом меланхоличномзвуке нечто породистое, будто издавал его бладхаунд или, по меньшей мере,бассет.

Нужно было переходить от размышлений к действию.

Маса бесшумно просеменил под настилом, чтобы оказаться заспиной у «нищего». Сделал три шажка на цыпочках, а когда агент обернулся нашорох, скакнул вперёд и мягко шлёпнул его ребром ладони пониже уха. «Нищий»всхлипнул, повалился на бок. Из чашки высыпалась целая горсть меди.

Монетки Маса забрал себе – для достоверности и вообще,пригодятся. Его императорское величество как-нибудь обойдётся.

Присел в тени перил, возле бесчувственного тела, сталсмотреть.

Накрапывал мелкий дождик, но угол, откуда должен появитьсяСэмуси, был освещён двумя фонарями. Горбун пройдёт по маленькому мосту,перекинутому через канал, потом пересечёт пустырь и выйдет к мосту черезЁсидагаву. Справа от него, стало быть, окажется слияние речки и канала, впередиодин мост, сзади другой, а слева – ничего, только тёмный пустырь. В чем исостоит главный смысл плана.

Вот показался бесформенный приземистый силуэт. Горбун шёлгрузной, тяжёлой походкой, немного переваливаясь с боку на бок.

Наверно, нелегко горб таскать, подумал Маса. А жить с этакимуродством разве легко? В детстве, наверно, мальчишки дразнили. Подрос – девушкиворотили нос. Потому-то Сэмуси и получился такой подлый и злой. А может, вовсене поэтому. На улице, где рос Маса, тоже был один горбун, подметальщик. Ещёгорбатей этого, еле ковылял. Но был добрый, все его любили. И говорили: онтакой хороший, потому что Будда его горбом одарил. Не в горбе дело, а в том,какое у человека кокоро. Если кокоро правильное, от горба станешь только лучше,а если гнилое – возненавидишь весь белый свет.

Тем временем обладатель злого кокоро миновал маленький мост.

Слуга Эраста Петровича сказал себе: «Сейчас господин дёрнетза верёвку» – и в тот же миг раздался грохот. Повозка, что стояла на мостике,ни с того ни с сего накренилась – видно, треснула ось. Большая бочка, стоявшаяна телеге, грохнулась наземь, лопнула, из неё потекла густая чёрная смола,залила весь настил – ни пройти, ни проехать…

Сэмуси проворно обернулся на грохот, сунул руку за пазуху,но увидел, что ничего угрожающего не происходит. Рядом не было ни души. Должнобыть, возчик с вечера оставил свой товар неподалёку от рынка, а сам засел вкакой-нибудь близлежащей харчевне, где можно и подкрепиться и переночевать. Акурума у него старая, ветхая, возьми да и сломайся.

С минуту Горбун стоял на месте, вертел головой во всестороны. Наконец, успокоился, зашагал дальше.

На той стороне мостика – Масе было видно – возникла сераятень. Ступила в чёрную лужу, да и застряла.

Ещё бы! Смолу Маса покупал лично. Выбрал самую паршивую,пожиже, а уж липкая – не отклеишься.

Блеснул отсвет – это, надо думать, прилипший агентпросигналил своим. Возникли ещё три тени. Мечутся на берегу, а что делать незнают. Один было сунулся и тоже прилип насмерть.

Вот Сэмуси оглянулся, полюбовался картиной, пожал плечами,да и пошёл себе дальше. Ему-то что. Знает, наверное, что и впереди агенты есть.

Когда Горбун подошёл к самой реке, Маса зарычал и выкатилсяему навстречу. В руке держал вакидзаси, короткий меч, и размахивал им так, чтолюбо-дорого было посмотреть, как сверкал клинок в свете фонаря.

– За Тёбэй-гуми! – крикнул Маса, но не слишкомгромко: чтоб Сэмуси услышал, а прилипшие полицейские нет. – Узнал,Горбатый? Конец тебе!

Нарочно выскочил раньше, чем следовало, если б хотел в самомделе зарезать гада.

Сэмуси успел и шарахнуться, и вытащить револьвер, подлоеоружие трусов. Но Маса револьвера не испугался – знал, что главный полицейскийагент, ловкий человек, ещё позавчера тайком подточил курок.

Горбун щёлкнул раз, щёлкнул другой, а в третий раз щёлкатьне стал, развернулся и пустился наутёк. Сначала назад, к маленькому мосту.Потом сообразил, что увязнет в смоле и агенты не спасут, дёрнулся вправо, кудаи следовало.

Маса его догнал и для пущего страху рубанул по руке, повышелоктя – самым кончиком. Горбун вскрикнул, отпрыгнул в сторону и уж больше несомневался, дунул через пустырь, в темноту. Пустырь был большой, тянулся досамой Тобэмуры, где казнят преступников и после на шестах выставляют ихотрубленные головы. Раньше, в бытность Барсуком, Маса был уверен, что рано илипоздно тоже не минует Тобэмуры, будет пялиться сверху мёртвыми глазами, пугатьпрохожих. Теперь-то уж вряд ли. Голове Сибаты Масахиро, вассала господинаФандорина, на шесте делать нечего.

Пару раз он рассёк воздух у самого затылка Сэмуси, а потомспоткнулся, растянулся на земле. Нарочно заругался, будто здорово ногу ушиб. Итеперь побежал уже медленнее, прихрамывая.

Кричал:

– Стой! Стой, трус! Всё равно не уйдёшь!

Но Горбуну уже должно было стать ясно, что уйдёт – причём нетолько от незадачливого мстителя, но и от агентов йокогамской полиции. Для тогои место такое выбрано: на пустыре далеко видать, бежит сзади кто или нет.

Прокричав последнее, беспомощное:

– Ничего, в следующий раз я тебя прикончу! – Масаостановился.

Пустырь хоть и длинный, но деться с него Горбуну некуда,потому что справа река, а слева канал. На дальнем же конце, где мост кТобэмуре, в кустах сидит Сирота-сан. Он, конечно, человек учёный, но в такихделах опыта не имеет. Нужно ему помочь.

Маса вытер рукавом пот, побежал к берегу Ёсидагавы. Тамстояла лодка. Несколько взмахов шеста – и ты уже на той стороне. Еслиприпустить со всех ног, то поспеешь как раз вовремя, это короче, чем черезпустырь. Ну а припозднишься – на то там Сирота-сан. Покажет, куда повернулСэмуси.

Нос лодки взрезал маслянистую, чёрную воду. Масаотталкивался шестом от упругого дна и приговаривал: «Ии-дзя-най-ка!Ии-дзя-най-ка!»

Фандоринскому камердинеру было очень весело. Золотая головау господина. Ему бы в якудзу – большую карьеру мог бы сделать.

Ах, до чего ж потешно барахтались в смоле полицейские!

* * *

Дождь закончился, на небе проступила россыпь звёзд, с каждойминутой делаясь всё ярче и ярче.