Проснулся Фандорин оттого, что кто-то мягко, но настойчивопохлопывал его по щеке.

– О-Юми, – прошептал Эраст Петрович, и в самомделе увидел перед собой лицо с раскосыми глазами, но то, увы, была не ночнаякудесница, а письмоводитель Сирота.

– Прошу извинить, – сказал письмоводитель, –но вы никак не хотели просыпаться, я уже начал тревожиться…

Титулярный советник сел на кровати, осмотрелся. Спальнюосвещали косые лучи раннего солнца. Ни самой О-Юми, ни каких-либо признаков еёнедавнего присутствия.

– Господин вице-консул, я готов сделать рапорт, –начал Сирота, держа наготове какую-то бумажку.

– Да-да, конечно, – пробормотал Фандорин,заглядывая под одеяло.

Простыня скомкана, но это ещё ничего не значит. Может быть,остался длинный волос, крупицы пудры, алый след помады?

Ничего.

Приснилось?!

– Согласно вашим указаниям, я спрятался в кустах, околоразвилки двух дорог. В два часа сорок три минуты со стороны пустыря показаласьфигура бегущего человека…

– Понюхайте-ка! – перебил его Фандорин,уткнувшийся носом в наволочку. – Что это за аромат?

Письмоводитель взял подушку, добросовестно втянул воздух.

– Это аромат аямэ. Как это по-русски? Ирис.

Лицо титулярного советника озарилось счастливой улыбкой.

Не приснилось!

Она была здесь! Это запах её духов!

– Ирис – главный аромат нынешнего сезона, –объяснил Сирота. – Им душатся женщины, им пропитывают бельё в прачечных. Вапреле ароматом сезона была глициния, в июне будет азалия.

Улыбка сползла с лица Эраста Петровича.

– Можно продолжать? – спросил японец, возвращаяподушку.

И продолжил свой рапорт. Минуту спустя Фандорин уже не думални об аромате ириса, ни о ночном видении.

* * *

Заливные поля нестерпимо сияли на солнце, словно вся долинапревратилась в огромное треснувшее зеркало. Тёмными трещинками на сверкающейповерхности были межи, что делили участки на маленькие прямоугольники, и вкаждом, согнувшись в три погибели, копошилась фигурка в широкой соломеннойшляпе. Крестьяне пропалывали рисовые поля.

Посередине полей возвышался маленький лесистый холм,увенчанный красной крышей с загнутыми кверху краями. Эраст Петрович уже знал,что это заброшенный синтоистский храм.

– Крестьяне туда больше не ходят, – сказалСирота. – Там нечисто. В прошлом году у входа нашли мёртвого бродягу.Сэмуси правильно сделал, что спрятался в таком месте. Это очень хорошее убежищедля плохого человека. И все подходы как на ладони.

– И что будет с храмом дальше?

– Или сожгут и построят новый, или сделают церемониюочищения. Староста деревни и каннуси, священник, ещё не решили.

К храму через поля вела узкая насыпь, шириной шагов в пять,не больше. Эраст Петрович внимательно осмотрел путь до холма, потом заросшиемхом ступени, поднимавшиеся к красным деревянным воротам странной формы: какбольшое П; ни створок, ни забора не было. Ворота, которые ничего неотгораживают.

– Это тории, – пояснил письмоводитель. –Ворота в Другой Мир.

Ну если в Другой Мир, тогда понятно.

Бинокль у титулярного советника был превосходный,12-кратный, память об осаде Плевны.

– Не вижу Масу, – сказал Фандорин. – Где он?

– Вы не туда смотрите. Ваш слуга вон там, на общинномучастке. Левее, левее.

Вице-консул и его помощник лежали в густой траве, на краюрисового поля. Эраст Петрович поймал в сдвоенный кружок Масу. Тот ничем неотличался от крестьян: совсем голый, в одной набедренной повязке, сзади свисаетвеер. Разве что бока покруглее, чем у остальных работников.

Вот круглобокий крестьянин выпрямился, обмахнулся веером,оглянулся на деревню. Точно он: толстые щеки, прищуренные глазки. Кажется,совсем рядом – хоть по носу щёлкай.

– Он здесь с утра. Нанялся батраком за десять сэнов. Мыдоговорились: если заметит что-то особенное, повесит веер за спину. Видите,веер за спиной? Он что-то заметил!

Фандорин снова навёл бинокль на холм. Стал медленно, квадратза квадратом, осматривать убежище Горбуна.

– Из Йокогамы он направился прямо сюда? По д-дорогеникуда не заворачивал?

– Прямо сюда.

Что это там белое, среди ветвей?

Эраст Петрович подкрутил колёсико и тихонько присвистнул. Надереве сидел человек. Горбун? Что он там делает?

Но Сэмуси ночью был не в белом кимоно, а в темно-коричневом.

Сидящий на дереве повернул голову. Лица было не разглядеть,но блеснула выбритая макушка.

Нет, это не Сэмуси! У того волосы, стриженные бобриком.

Фандорин повёл биноклем дальше. Вдруг меж зарослей что-тоблеснуло. Потом ещё и ещё.

Чуть-чуть поправить фокусировку.

Ого!

На открытом пятачке стоял человек в кимоно с подоткнутымиполами. Он был абсолютно неподвижен, в руке держал меч. Рядом – врытый в землюбамбуковый шест.

Внезапно человек шевельнулся. Ноги и туловище нешелохнулись, но меч рассыпал солнечные искры, и с шеста полетели отсечённыекругляши: один, другой, третий, четвёртый. Ну и сноровка!

Потом чудо-фехтовальщик развернулся в другую сторону –кажется, там был ещё один шест. Но Эраст Петрович смотрел уже не на клинок, ана левый рукав кимоно. Тот был не то скрючен, не то подогнут.

– Почему вы ударили кулаком по земле? Что выувидели? – азартно прошептал в самое ухо Сирота.

Фандорин передал ему бинокль, направил в нужную сторону.

– Катаудэ! – вскрикнул письмоводитель. –Сухорукий! Значит, и остальные там!

Вице-консул не слушал – он быстро строчил карандашом вблокноте. Вырвал страничку, стал писать на второй.

– Значит так, Сирота. Со всех ног в Сеттльмент.Отдадите вот это сержанту Локстону. П-подробности сообщите сами. Вторая записка– инспектору Асагаве.

– Тоже со всех ног, да?

– Нет, наоборот. От Локстона в японский полицейскийучасток пойдёте медленным шагом, можете даже п-попить чаю по дороге.

Сирота изумлённо уставился на титулярного советника. Потом,кажется, понял – кивнул.