— Собственно говоря, я звоню, потому что хотела бы… зарытьтопор войны.

— Предварительно отрубив мне что-нибудь этим топором? Что жеименно?

Это слишком близкое к правде замечание заставило Мередитбеспомощно рассмеяться, и, услышав тихие звуки, Мэтт неожиданно вспомнил, какочарован был когда-то этим заразительным смехом и ее чувством юмора. Лицомгновенно окаменело, а глаза сузились.

— Что тебе нужно, Мередит? — жестко повторил он.

— Я хочу… то есть, мне необходимо поговорить с тобой… сглазу на глаз.

— На прошлой неделе ты повернулась ко мне спиной на виду упяти сотен людей, — процедил он. — Почему столь внезапная перемена?

— Кое-что случилось, и мы должны это обсудить в спокойнойобстановке и без скандала, — выдохнула она, отчаянно пытаясь не раскрыватьподробностей, пока не останется наедине с Мэттом. — Это… насчет… нас…

— «Нас» уже давно нет, — бесстрастно заметил он, — и после случившегосяв опере ясно, что ты не способна ни на спокойствие, ни на рассудительность.

Язвительная реплика уже готова была сорваться с губ Мередит,но она вовремя сдержалась. Ни к чему эти словесные поединки, сейчас нужнымирные переговоры. Она была деловой женщиной и научилась успешно справляться ссамыми упрямыми мужчинами, следовательно, необходимо привести Мэтта в болееразумное и хладнокровное состояние. Спорами ничего не добьешься.

— Я не имела ни малейшего представления о том, что СаллиМэнсфилд стоит рядом, когда говорила все это, — тактично объяснила она. — Иготова извиниться за все, что произошло, особенно за то, что вела себя подобнымобразом в ее присутствии.

— Потрясающе! — издевательски заметил Мэтт. — Ты, очевидно,изучала дипломатию.

Мередит сделала раздраженную гримаску, но продолжала все темже мягким тоном:

— Мэтт, я пытаюсь заключить перемирие, неужели ты не можешьхоть немного помочь мне?

Звуки его имени на ее губах окончательно лишили Мэттаравновесия, и чтобы скрыть это, он колебался секунд пять перед тем, как резкоответить:

— Через час я вылетаю в Нью-Йорк. Вернусь только впонедельник поздно вечером. Мередит торжествующе улыбнулась:

— В четверг — День Благодарения. Не могли бы мы встретитьсядо того, скажем, во вторник, или ты ужасно занят?

Мэтт поглядел на календарь, заполненный пометками о встречахи совещаниях. Да, минуты свободной нет.

— Хорошо, во вторник. Почему бы тебе не прийти в офис водиннадцать сорок пять?

— Чудесно, — согласилась Мередит, скорее обрадованная, чемразочарованная пятидневной отсрочкой.

— Кстати, — вспомнил он, — твой отец знает об этой встрече?

Значит, его неприязнь к отцу с годами не уменьшилась…

— Знает.

— Удивляюсь, как это он не заковал тебя в кандалы и не заперпод замок. Должно быть, с годами совсем ослаб.

— Вовсе нет, просто стал старше и очень болен. Пытаясьсмягчить неизбежный взрыв гнева Мэтта при известии о том, что отец нанялмошенника-адвоката и они до сих пор по закону женаты, она добавила:

— Он в любую минуту может умереть.

— Надеюсь, когда это произойдет, — саркастически бросилМэтт, — у кого-нибудь найдется достаточно мужества, чтобы вбить ему в сердцеосиновый кол.

Мередит едва успела подавить испуганный смешок и вежл??вопопрощалась. Но стоило повесить трубку, как улыбка мгновенно исчезла с ее лица,и она устало положила голову на спинку кресла. Мэтт намекнул, что ее отецвампир, и в самом деле, иногда она чувствовала себя так, словно он высасываетиз нее жизнь. Во всяком случае, Филип украл у дочери радость юности.

Во вторник, стоя перед зеркалом в ванной комнате, смежной сее кабинетом, Мередит ухитрилась убедить себя, что способна встретиться сМэттом на нейтральной почве и уговорить его согласиться на быстрый тайныйразвод.

Она чуть подкрасила губы, взбила доходившие до плеч волосы вмодную прическу и отступила, чтобы оценить впечатление, производимое ее чернымплатьем из мягкой шерсти джерси, с высоким воротником, узкой юбкой и длинными,широкими, собранными на запястьях рукавами. Широкое блестящее золотое кольеярко выделялось на черном фоне, а на запястье переливался браслет в таком жестиле. Самолюбие и здравый смысл заставили ее выглядеть как можно лучше: Мэттвстречался с кинозвездами и сексапильными элегантными моделями, и она легчесможет договориться с ним, если будет выглядеть уверенной и изящной.

Удовлетворенная результатом, Мередит сунула косметичку всумку, надела манто и перчатки и решила взять такси, чтобы не пробираться самойв бесконечном потоке машин и не искать место парковки в такой дождь.

Усевшись в такси, она выглянула в окно, наблюдая, какпешеходы поспешно бегут по Мичиган-авеню, держа над головами зонтики иразвернутые газеты. Капли барабанили сотнями крохотных молоточков по крышетакси, и она поплотнее завернулась в роскошное манто, подаренное отцом надвадцатипятилетие. Все эти пять дней и ночей она непрестанно репетировала, каки что сказать. Нужно быть спокойной, тактичной, деловой… да-да, именно так онабудет себя вести. Не стоит опускаться до того, чтобы критиковать его за прошлое.Пусть у него нет совести, Мередит совершенно не желает доставить емуудовлетворение узнать, как ранило ее его предательство. Но никаких истерик —она будет спокойной, тактичной и деловой. Именно таким образом она, возможно,сумеет показать ему пример, как вести себя, и, возможно, их отношения станутболее цивилизованными. Кроме того, не стоит обрушивать на его голову всепроблемы сразу, нужно сообщать обо всем постепенно.

Но руки снова начали дрожать, и Мередит сунула их поглубже вкарманы, судорожно сжав кулаки в нервном напряжении. По стеклам лились водяныеструи, так что яркие вспышки светофоров превращались в размытые пятна красного,желтого и зеленого, напоминая Мередит о фейерверке, взрывавшемся волшебнымиогнями Четвертого июля, в день, навсегда изменивший жизнь Мередит.

Голос таксиста отвлек ее от мрачных мыслей:

— Мы приехали, мисс.

Мередит порылась в сумочке, заплатила ему и бросилась кнебоскребу из стекла и бетона.

Выйдя из лифта на шестидесятом этаже, она оказалась вогромной приемной, затянутой серебристым ковром. Мередит подошла к секретарше,шикарной брюнетке, сидевшей за круглым столом и с плохо скрытым любопытствомнаблюдавшей за посетительницей.