— Бабушка! — закричала Зоя, вцепившись в нее.

Обе они увидели, как за окнами мелькает белая фигура.Наталья с бессвязными криками и безумным смехом металась от окна к окну,помахивая рукой, точно приветствовала кого-то. Зоя рванулась туда, но графиняудержала ее.

— Не пущу! Ей уже не поможешь! Там эти разбойники! Ониубьют тебя.

— Бабушка, ради бога!.. Я не могу смотреть, как онапогибает… — Рыдая, Зоя вырывалась так отчаянно, что графиня чувствовала: ещенемного — и она высвободится.

По счастью, на пороге появился Федор.

— Лошади готовы! — Он подогнал тройку к боковомувыходу из сада с таким расчетом, чтобы ее не заметили хозяйничавшие во дворце.

— Бабушка! — Зоя продолжала рваться к дверям, итогда графиня с размаху ударила ее по щеке:

— Замолчи! Она уже погибла! А мы должны бежатьнемедленно! — Из окон нижнего этажа уже выглядывали незнакомые лица.

— Я не могу… не могу ее оставить, — кричала Зоя,но бабушка держала ее крепко. — Пожалуйста, пусти меня, пусти!..

— Не пущу. — И она на секунду мягко привлекладевочку к себе.

Раздался грохот — как будто что-то взорвалось. Весь верхнийэтаж был теперь в огне: белая рубашка Натальи горела. Ей не было спасения: заспиной поднималась стена пламени, прыгнуть — значило разбиться насмерть. Онабыла обречена, и, быть может, это было счастьем. Ее разум, не выдержавшийдвойного потрясения — потери мужа и сына, — никогда не вернулся бы к ней.Мир ее разбился вдребезги.

— Скорей, скорей, — звал Федор.

Бабушка с неожиданным проворством подхватила с пола собачку,сунула ее Зое в руки и потащила девочку на улицу, где ждала тройка.

Зоя обернулась и увидела, что пламя взметнулось надверхушками деревьев, пожирая то, что было раньше отчим домом, а теперьбезжизненной оболочкой прежней жизни. Федор предусмотрительно свернул впереулок. Евгения Петровна и Зоя, державшая на руках щенка, теснее прижалисьдруг к другу. На улицах было множество солдат, но никто не сделал попыткизадержать их. Федор, стараясь не выезжать на людные проспекты, неуклонно продвигалсяк городской окраине.

Был четверг, 15 марта. В эту самую минуту царь, находясь вПскове, читал телеграммы от главнокомандующих фронтами: генералы требовали егоотречения.

Вокруг была измена. Лицо его стало мертвенно-бледным…

Побледнела и Зоя, когда домики предместья остались позади.Больше двух часов Федор кружил по окольным дорогам, пока не выбрался на тракт,ведший в Царское Село. Ни у бабушки, ни у внучки не было ясного представления отом, что творится в городе. Зоя думала только о матери: та так и стояла у нееперед глазами — в длинной ночной рубашке, на подоконнике, с которого онакинулась вниз. Зоя представляла, как пламя пожирает тело Николая, лежащего втой самой комнате, куда она так часто прибегала в детстве.

Николай, «Колька-дурак», как она дразнила его… Боже, ещетолько недавно все было хорошо и шла обычная и счастливая жизнь!..

Голова ее была окутана старой шалью, уши мерзли, и поэтомуЗоя вспомнила, что и Ольга, и Татьяна мучаются после кори от боли в ушах.Подумать только: всего несколько дней назад это казалось бедой — корь, жар,лихорадка!.. Какие пустяки, какие мелочи… Потом она задумалась над тем, что онинайдут в Царском.

Показалась деревня, но Федор благоразумно объехал ее. Их уждважды останавливали солдаты, и Федор лишь секунду боролся с искушением пуститьлошадей вскачь и прорваться. Он понимал, что солдаты откроют стрельбу, и решилне рисковать. И потому, натянув вожжи, он объяснил, что везет больную старуюкаргу и ее слабоумную внучку. И Евгения Петровна, и Зоя смотрели на солдат бессмысленнымвзглядом, всем своим видом показывая, что прятать им нечего.

Как хорошо, что Федор для этой поездки запряг лошадей встарые, облупившиеся сани, неказистые, но крепкие. Ими давно уже непользовались, и солдаты не позарились на эту рухлядь. Зато внимание солдатпривлекли великолепные лошади, и они со смехом выпрягли вороных, которыми такгордился Константин, оставив лишь коренника. На нем и добрались до въезда вЦарское Село. Против обыкновения, у шлагбаума не стоял разъезд лейб-казаков ине видно было часовых-гвардейцев. Их сменили подозрительного вида армейцы впотрепанных шинелях.

— Кто такие? — грубо крикнул один из них.

Зоя испугалась, Федор начал было плести свою небылицу, но вэту минуту Евгения Петровна стала в санях и подняла Зою.

— Я — графиня Юсупова, родственница государяимператора! Хотите убить меня — убивайте! — Сейчас, лишившись и сына, ивнука, она не боялась смерти. Но поднять руку на Зою мятежники смогли бы, лишьперешагнув через ее труп, а перед этим она застрелила бы стольких, сколькихуспела. Зоя не знала, что в муфте бабушки лежит маленький револьвер сперламутровой ручкой и что она не задумываясь пустит его в ход.

— Нет больше никакого государя императора, — сугрозой сказал солдат, и красная повязка у него на рукаве вдруг показалась Зоеособенно зловещей. Что означают эти слова? Неужели они убили дядю Ники? Непрошло и нескольких часов, а от их прежней жизни осталось только пепелище… Нонеужели царь разделил участь Константина и Николая?

— Я приехала к Александре Федоровне, я хочу видеть ее идетей, — с той же властной интонацией, так противоречившей ее скромномуоблику, продолжала бабушка, не отводя глаз.

«Неужели и тетю Алике убили?» — думала в ужасе Зоя,оцепенев.

Повисла пауза, казавшаяся бесконечной: солдат, оценивающе разглядывавшийих, вдруг отступил, бросив через плечо своим:

— Пропустите. Пусть едут. А ты, старуха, запомни: царябольше нет. Час назад, в Пскове, он отрекся от престола. Мы теперь живем вновой, свободной России.

Он шагнул в сторону, Федор стегнул лошадь. «Новая Россия…конец всему прежнему… какие ужасающие потрясения ждут нашу страну» — эти мыслипроносились в голове бледной как полотно графини.

— Бабушка, неужто это правда? Неужели дядя Ники?..

— Алике нам сейчас все расскажет.

У подъезда Александровского дворца было на удивлениебезлюдно — исчезли даже неизменные часовые.

И вокруг не было ни души. Лишь после того, как Федор громкопостучал в массивную дверь, появились перепуганные слуги. Юсуповых впустили.Внизу, в вестибюле, было так же пусто, как и снаружи.

— Да куда же все подевались?! — воскликнулаграфиня.

— Ее величество наверху, с детьми, — вытирая слезырукавом, ответила женщина из числа дворцовой прислуги.

— А государь? — Зеленые глаза графини, казалось,прожигали ее насквозь.

— Вы разве ничего не слыхали? — продолжая плакать,спросила женщина.