Свой первый прием Зоя устроила в честь Великой княгини Ольгиперед возвращением той в Лондон, и после этого ее положение в светеустановилось окончательно. Ей предназначалось судьбой стать любимицейНью-Йорка, к огромному удовольствию ее мужа.

Он исполнял все ее желания и по секрету попросил Элси деВолф обустроить для них дом на Саттон-плейс. Это был элегантный особняк, и,когда Зоя увидела его, у нее глаза расширились от изумления. Он не был столь жевычурным, как новый дом Райтов, где они были накануне на приеме, на которомвстретились с Фредом Астором и Таллалом Бэнкхедом. Самым невероятным в этомособняке была ванная комната, отделанная норкой, — подобных излишеств вдоме Эндрюсов, естественно, не было. Он был весьма изящным, с мраморнымиполами, прекрасным видом, комнатами с высокими потолками и предметами старины,которые, по мнению Элси де Волф, должны были понравиться молодой русскойграфине. Зою стали называть именно так: «русская графиня», но она хотела, чтобыее звали «миссис Эндрюс». Мысль кичиться своим титулом казалась ей нелепой,хотя видно было, что американцам это нравится.

К тому времени в Нью-Йорке появилось множество эмигрантов,приехавших в Америку из Лондона и Парижа, а некоторые попали сюда прямо изРоссии и теперь рассказывали о своем бегстве с душераздирающими подробностями:в России свирепствовала гражданская война; Белая и Красная армии в жестокойборьбе пытались захватить власть над многострадальной нацией. Но русскиебелогвардейцы в Нью-Йорке нередко вызывали у Зои раздражение. Конечно, срединих были люди действительно благородного происхождения, многих из них она зналалично, но находились и такие, кто присваивал себе титулы, каких у них в Россиии быть не могло. Каждый второй был или князем, или княгиней, или графиней. Зоябыла поражена, когда на одном приеме ее представили княгине якобы родом изцарской семьи, в которой она мгновенно узнала модистку, делавшую шляпки для еематери. Зоя, разумеется, промолчала, а потом эта женщина умоляла ее нераскрывать ее происхождения вечно ноющим русским.

Зоя и сама устраивала приемы для многих русскихаристократов, в прошлом друзей ее родителей. Но прошлое кануло в Лету, иникакие разговоры, никакое притворство или мучительные воспоминания не моглиего воскресить. Ей хотелось смотреть в будущее, стать неотъемлемой частью тойжизни, которую она вела. И только на Рождество Зоя позволила себе роскошьудариться в горькие воспоминания, она страстно шептала старинные православныемолитвы, стоя в церкви рядом с Клейтоном и держа свечу, которая так ярко горелав память о тех, кого она любила и потеряла. Рождество навевало тяжкие мысли, нок тому времени она уже девять месяцев жила в Нью-Йорке, и у нее для Клейтонабыл потрясающий сюрприз.

Зоя дождалась, пока они вернулись домой из церкви, и, ужележа в их огромной постели под балдахином, после любовных утех сообщила емуновость.

— Что? — Клейтон был потрясен до глубины души итотчас испугался, что мог ей что-либо повредить. — Почему ты мне сразу несказала? — Глаза его горели, а у нее на глазах блестели слезы радости.

— Я сама узнала всего два дня назад. — Онаукрадкой засмеялась, будто хранила самый важный секрет в мире. С тех пор как еепредположения подтвердил врач, у нее было такое чувство, что она понялаистинный смысл жизни. Больше всего ей хотелось иметь ребенка от Клейтона, и онарадостно поцеловала мужа, который с обожанием смотрел на нее. Ей еще нетдвадцати одного года, и у них уже будет ребенок!

— Когда это произойдет?

— Еще не скоро. Не раньше августа.

Он предложил, что переберется в другую комнату, чтобы немешать ей спать, но она лишь рассмеялась.

— Только попробуй! Если ты переберешься в другуюкомнату, я переберусь вместе с тобой!

— Так и будем путешествовать по спальням… — засмеялсяон.

Благодаря Элси де Волф в спальнях в новом доме недостатка небыло. Весной Зоя попросила ее приготовить детскую комнату. Она сделала еебледно-голубой с веселыми фресками и изящными кружевными занавесками. Этаработа увлекала миссис Волф; ей претило стремление Кобины Райт подражатьРоллсам, куда больше ей импонировали сдержанные взгляды Зои на то, что подходитдетям. Зоя всегда демонстрировала достоинство и хороший вкус, привитый ей сдетства, и многое сделала сама в новом доме на Саттон-плейс. Здесь царили покойи изысканная красота, о которой говорили все. Эндрюсы давно продали дом наПятой авеню и наняли новых слуг.

В тот день, когда Алексею Романову, милому Беби, исполнилосьбы семнадцать, у них родился первый ребенок — сын. Роды прошли легко, и зычныйкрик здорового мальчика весом восемь фунтов донесся до отца, который нервновышагивал под дверями комнаты, где находилась роженица.

Когда Клейтона наконец впустили, Зоя уже засыпала скрошечным херувимом на руках. У малыша были рыжие волосы, как у матери, круглоеличико, он лежал в обрамлении кружев. И слезы радости потекли по щекамКлейтона, когда он увидел малыша.

— О, он такой красивый… он так похож на тебя…

— Только цветом волос, — сонно прошептала Зоя.

Доктор дал ей снотворное, и она, засыпая, взглянула на мужа:

— У него твой нос.

Малыш выглядел как крошечный бутон розы на личике ангела, иКлейтон засмеялся и погладил шелковистые рыжие волосики, а Зоя умоляющевзглянула на мужа с молчаливым вопросом в глазах:

— Давай назовем его Николаем?

— Как ты скажешь. — Ему нравилось это имя, к томуже он знал, как много оно значило для нее. Так звали и царя, и ее погибшегобрата.

— Николай Константинович… — прошептала она, радостновзглянув на него, и тотчас уснула; обожающий муж еще долго смотрел на нее, азатем, благодаря судьбу, на цыпочках вышел из комнаты. Теперь и у него естьсын… сын! Николай Константин Эндрюс.

Прекрасно звучит, сказал он про себя, и поспешил вниз выпитьбокал шампанского.

— За Николая! — произнес он тост, говоря с самимсобой, а затем с улыбкой добавил:

— За Зою!

Следующие несколько лет пролетели как один миг: люди,веселье, приемы. Зоя, к ужасу мужа, сделала короткую стрижку, начала былокурить, но затем одумалась, решив, что это глупо. Сесиль Битон постоянно писалао ней и о замечательных приемах в их летнем доме на Лонг-Айленде.

Они видели последнее выступление Нижинского в Лондоне, и Зоярасстроилась, когда услышала, что он сошел с ума и помещен в венскую психиатрическуюклинику. Балет, впрочем, перестал быть частью ее жизни, хотя она и ходила напремьеры с Вандербильтами или с Асторами. Они жили активной светской жизнью:ходили на поло, на балы, сами устраивали приемы и только в 1924 году, когда Зояобнаружила, что снова беременна, стали вести более размеренный образ жизни.Однажды в их доме на Лонг-Айленде побывал после игры в поло принц Уэльский. Зояна этот раз плохо переносила беременность, и Клейтон очень надеялся, что у нихбудет дочь. Пятидесятидвухлетний отец мечтал о дочери.