Они вернулись в его комнату, выключили свет и лежали впостели, глядя на раскаленные угли в камине.

Они снова предались любви, а потом уснули в объятиях другдруга; их мечты осуществились, тела слились воедино, их жизни связались такпрочно, как если бы они поженились в эту ночь. Это была настоящая брачная ночь,а на следующее утро их уже ждал завтрак на подносах в гостиной миссис Уитмен.Зоя накинула на голое тело атласный пеньюар цвета слоновой кости и пошла заСаймоном вниз, смеясь от счастья.

— Грешить не так уж плохо, а? — прошептала она, саппетитом поглощая горячие булочки с черникой. Она передала булочку Саймону иналила ему кофе. Ей казалось, что он — ее первый мужчина. Она так давно былаженой Клейтона — и вот теперь принадлежит другому. Саймон лишь улыбнулся ипокачал головой.

— Я вовсе не чувствую себя грешником. Я чувствую себятвоим мужем.

— А я себя — твоей женой, — тихо сказала она ипосмотрела на него; в ее взгляде можно было прочесть все, что она чувствовала.Не говоря ни слова, он взял ее на руки и понес наверх; булочки осталисьнедоеденными, кофе — забытым…

За последующие две недели отношения между ними совершенноизменились. Они принадлежали друг другу — и знали об этом. Единственнымпрепятствием, которое им предстояло преодолеть, было предстоящее знакомство Зоис его родителями. Она нервничала, думая о встрече с ними, но он успокаивал ее,как мог, а однажды, в пятницу вечером, объявил, что договорился с матерью, чтоприведет ее ужинать.

— И что же она сказала?

На Зое было новое черное платье. Она не скрывала своейтревоги, он же не предупредил ее, чтобы не пугать заранее; он просто сказал,что они пойдут куда-нибудь. Но сейчас вдруг, несмотря на все то, что произошломежду ними две недели назад у миссис Уитмен, она снова почувствовала себямолодой девушкой, испугавшейся предстоящей встречи с его матерью.

— Ты действительно хочешь знать, что онасказала? — Он засмеялся. — Она спросила меня, еврейка ли ты.

— Погоди… ты еще увидишь, что будет, когда она услышитмой акцент. Когда она выяснит, что я — русская, она сойдет с ума!

— Не говори глупости.

Но Зоя оказалась права. Едва Саймон представил их другдругу, его мать нахмурилась.

— Зоя Эндрюс? Что это за имя? У вас в роду естьрусские? — Она предположила, что ее назвали в честь бабушки иликакой-нибудь дальней родственницы. Мать была почти такой же высокой, какСаймон, и на Зою смотрела сверху вниз.

— Нет, миссис Хирш. — Зоя не сводила с нее своихбольших зеленых глаз, молясь в душе, чтобы буря не разыгралась. — Я самарусская.

— Вы русская? — Она переспросила Зою на ее родномязыке, и Зоя улыбнулась: это был крестьянский говор, который она слышала вдетстве, и на мгновение она вспомнила Федора и его милую жену Людмилу.

— Я русская, — снова подтвердила она, на сей разтоже по-русски, с плавной дикцией и уравновешенностью, именно так, как говорилив свете. Она ожидала, что пожилая женщина мгновенно узнает этот выговор искорее всего возненавидит ее еще больше.

— Откуда вы родом? — Допрос продолжался, и Саймонбеспомощно смотрел на своего отца, который тоже внимательно наблюдал за Зоей.Он одобрил выбор сына: Зоя была привлекательной женщиной, явно благородногопроисхождения и с хорошими манерами. Да, Саймон сделал правильный выбор, ноотец-то знал, что остановить Софью, мать Саймона, было невозможно.

— Из Санкт-Петербурга, — ответила Зоя, мягкоулыбаясь.

— Из Санкт-Петербурга? — Это произвело на Софьювпечатление, но она скорей бы умерла, чем призналась в этом. — И как вашафамилия?

Впервые в жизни Зоя порадовалась, что она не Романова, хотяи ее фамилия была не многим лучше.

Она чуть не рассмеялась, глядя на великаншу в ситцевомдомашнем халате. Руки у Софьи были почти как у мужчины, отчего Зоя еще большечувствовала себя ребенком.

— Юсупова. Зоя Константиновна Юсупова.

— Почему бы нам не поговорить сидя? — неловкопредложил Саймон, но его мать не собиралась сдавать позиции и не сделала нишагу к стульям с прямыми спинками, стоявшим в небольшой квартире наХьюстон-стрит.

— Когда вы приехали сюда?

Саймон в душе застонал. Он-то знал, что последует за этим.

— После войны, мадам. Я уехала в Париж послереволюции. — Не имело смысла скрывать, кем она была.

Ей только было жаль Саймона, с несчастным видом слушавшегоперепалку между своей матерью и женщиной, на которой он хотел жениться. Но онизнали, что теперь уже ничто не разъединит их, ведь они были близки и душой, ителом.

— Значит, вас вышвырнули из страны после революции?

Зоя улыбнулась.

— Полагаю, можно сказать и так. Я уехала с моейбабушкой, — тут ее глаза стали серьезными, — после того, как перебиливсю мою семью.

— Так же, как и мою, — резко сказала Софья Хирш,Их фамилия была Хиршовы, но офицер иммиграционной службы на Эллис-Айленде былнастолько ленив, что не дописал последние буквы — и без дальнейших церемонийони стали Хиршами. — Мои родные погибли во время погромов, их перебилицарские казаки. — Еще ребенком Зоя слышала рассказы об этом, но не могла ипомыслить, что когда-нибудь ей придется убедиться в достоверности этихрассказов.

— Очень вам сочувствую.

— Ммм… — Мать Саймона сверкнула глазами и удалилась накухню. А когда ужин был готов, отец зажег свечи и прочел молитву. Мать Саймонасохраняла в доме культ кошерной пищи и приготовила традиционный шаллах, которыйподавали с ритуальным вином. Все это было для Зои в новинку.

— Ты знаешь, что такое кошер? — спросил Саймон вовремя ужина.

— Нет… я… да… ну… не совсем. — Они продолжалиговорить по-русски, но Зоя чувствовала себя неловко из-за того, что плохо зналаеврейские традиции. «Нельзя пить молоко вместе с мясом». Больше она ничего немогла вспомнить. Но тут мать снова покосилась в сторону сына. Она называла егоШимон и говорила с ним на идиш, а не по-русски.

— Все продукты должны храниться и приготовлятьсяраздельно. Молочные продукты не должны соприкасаться с мясными. — Дляэтого у них имелись отдельные тарелки, а при теперешнем их благосостоянии былодаже две плиты. Зоя с трудом понимала все эти объяснения, но чувствовала, чтоСофья очень гордится своей приверженностью Талмуду. Она с гордостью посмотрелана своего сына и изрекла:

— Он такой умный, что мог бы стать раввином. А чтоделает он?

Он идет на Седьмую авеню и выбрасывает своих родственниковиз бизнеса.

— Мама, это не правда, — улыбнулся Саймон. —Папа отошел от дел так же, как дядя Джо и дядя Исаак.