Зоя слушала разговоры за столом и удивлялась. Одно дело былослушать, как он сам рассказывает об этом, и совсем другое — встретиться с егородней. Она внезапно ужаснулась: ей никогда не стать с ними на одну ногу. Зояничего не знала о его вере, насколько эта вера важна для него. Она даже незнала, верующий ли он, хотя почему-то предполагала, что нет. Хотя она верила вбога, но не придавала религиозной обрядности большого значения. В православнуюцерковь она ходила только на Пасху и на Рождество.

— Чем занимался ваш отец? — Софья Хирш вновьвыстрелила в нее вопросом, после того как Зоя помогла ей убрать со стола. Онауже знала, что Зоя работает в салоне и что Саймон встретил ее в Париже.

— Мой отец служил в армии, — ответила Зоя, и Софьячуть не взвыла от ужаса.

— — Надеюсь, он не был казаком?

— Нет, мама, конечно же, нет, — ответил за ЗоюСаймон. Ему явно хотелось поскорее уйти, а Зое вдруг подумалось, что все этоужасно смешно. У них была такая разная жизнь; она столько лет кичилась передклиентами своим графским титулом, и вот теперь ей приходится убеждать этуженщину, что ее отец не был казаком. И вдруг краешком глаза она заметила, чтоСаймону это все тоже кажется смешным. Казалось, он прочел Зоины мысли и решилнемного подшутить над матерью. Он знал, что это произведет на нее сильноевпечатление, хотя она может сделать вид, что ужаснулась. Он уже почувствовал,что отец одобрил его выбор; мать же, даже если она ничего не имеет против,никогда не признается в этом.

— Зоя — графиня, мама. Она промолчала из скромности.

— Графиня? Какая еще графиня? — спросила Софья, итут уж Зоя не смогла сдержать смеха:

— Теперь уже никакая. Вы правы. С этим покончено.

Революция свершилась девятнадцать лет назад, и, хотя ничегоне забылось, прошлое казалось совсем другой жизнью.

Потом наступила долгая пауза, и Саймон стал лихорадочнодумать, как бы им с Зоей уйти, чтобы не обидеть родителей, а в это время егомать заговорила заунывным голосом, как будто ее мог услышать сам бог:

— Как обидно, что она не еврейка. — Саймонулыбнулся: в устах матери это означало, что Зоя ей почти понравилась. —Она обратится в нашу веру? — спросила она Саймона, словно Зои в комнате небыло.

— Конечно, нет, мама. Зачем ей это?

Тут отец предложил Зое еще бокал вина, Саймон поглаживал подстолом ей руку, а мать продолжала с интересом ее разглядывать.

— Саймон говорит, что у вас есть дети. — Это былоскорее обвинение, чем вопрос, но Зоя улыбнулась, потому что всегда гордиласьдетьми.

— Да, у меня их двое.

— Вы разведены?

Саймон заскрипел зубами, но Зоя улыбнулась как ни в чем небывало.

— Нет, я вдова. Мой муж умер семь лет назад от разрывасердца. — Она решила сказать именно так, чтобы Софья не подумала, что онаубила его.

— Бедная вы, бедная… И сколько им лет?

— Сыну Николаю почти пятнадцать, а дочке Александреодиннадцать.

Софья кивнула, довольная ответом, а Саймон, воспользовавшисьнаступившей паузой, вскочил и сказал, что им пора идти; Зоя поднялась ипоблагодарила за ужин.

— Приятно было с вами познакомиться, — сухопроизнесла Софья, а ее муж улыбнулся. За весь вечер он почти ничего не сказал,если не считать нескольких слов, произнесенных тихим голосом. Похоже, это былскромный, тихий человек, который провел полвека в тени своей намного болееразговорчивой жены.

— Заходите к нам иногда, — вежливо сказала Софья.

Зоя пожала ей руку и вновь поблагодарила за гостеприимствона своем аристократическом русском языке. Саймон понимал, что на следующий жедень мать позвонит ему и выдаст все по полной программе.

Он спустился с Зоей к «Кадиллаку» и, сев за руль, соблегчением вздохнул, а потом с тревогой покосился на любимую женщину.

— Прости меня. Мне не следовало приводить тебя сюда.

Зоя засмеялась, глядя на выражение лица Саймона.

— Не говори глупости. — Она наклонилась ипоцеловала его. — С моей матерью было бы еще труднее.

Благодари бога, что тебе не пришлось встретиться с ней.

— Она задает немыслимые вопросы, а потом ещеудивляется, почему я никого не привожу домой. Надо быть сумасшедшим, чтобыпривести хоть кого-то!

Meshugge![11] — добавил он на идиш и сталломать голову, как объяснить это выражение Зое.

— Подожди, скоро Саша начнет проявлять характер. До сихпор она была просто ангелом.

— Тогда мы квиты. Клянусь, больше никогда не подвергнутебя подобной экзекуции.

— Не зарекайся, все еще впереди, но я не возражаю.

Я только боялась, что она спросит меня насчет царя.

Мне бы не хотелось ее обманывать, но я не рвусь рассказыватьвсю правду. — Зоя улыбнулась. — Слава богу, что мы не Романовы. Тогдаее бы хватил за ужином удар.

Он засмеялся и повез ее ненадолго в «Копакабану» —расслабиться и выпить по бокалу шампанского.

Саймону этот визит дался непросто. Зоя же, напротив, была дажеудивлена, как все гладко прошло. Она предполагала, что будет еще хуже, иСаймона это поразило.

— Еще хуже?

— Твоя мать могла бы вообще меня выгнать. В какой-томомент мне показалось, что она так и сделает.

— Она бы не посмела. Она не такая уж плохая, каккажется. — Он улыбнулся:

— И потом, она готовит прекрасный куриный суп.

— Я попрошу ее научить меня. — И вдруг Зоявспомнила, что хотела спросить:

— Мы тоже должны готовить кошерную пищу? — Саймонгромко засмеялся. — Нет, правда, должны или нет?

— Мама была бы в восторге, но в этом случае, любимая, ябы отказался питаться дома. И, пожалуйста, не беспокойся об этом. Хорошо?Обещаешь? — Он наклонился и поцеловал ее, а в это время оркестр заигралего любимую песню «Ты вошла в мою душу» Коула Портера. — Не хотите липотанцевать, миссис Эндрюс, ой, простите, графиня Юсупова?

— Называйте меня просто Зоя, — засмеялась она ипошла за ним на танцплощадку.

— А как насчет Зои Хирш? Звучит?

Она улыбнулась ему, и они оба рассмеялись, снова подумав ободном и том же. Конечно, это было не самое подходящее имя для родственницыцаря.

Им удалось сохранить свои отношения в тайне от детей доиюня, когда Саша застала их на кухне страстно целующимися. Она с безмолвнымужасом уставилась на них, а затем выбежала, заперлась в своей комнате и невыходила до ужина, пока Николай не пригрозил выломать дверь, если она не выйдети не станет вести себя «как нормальный человек». Он очень рассердился на своюсестру. Ему нравился Саймон, и у него появилась надежда, что у того серьезныенамерения относительно матери. Саймон был очень добр к ним обоим, повоскресеньям возил их на машине, часто водил ужинать и приносил им хорошиеподарки. Он не раз заезжал за Николаем в школу на своем «Кадиллаке», а однаждыподарил детям радиоприемник, который им очень понравился.