— Ну что же, я отвезу вас туда, и, быть может, вампозволят осмотреть квартиру.

Усадив Федора рядом, а обеих дам на заднее сиденье, князьпокатил по улицам Парижа, одновременно рассказывая новости. За последние днипоявилось еще несколько беглецов, но никто из них не знал о судьбе царя и егосемьи.

Зоя внимательно слушала. Большая часть имен, которые называлкнязь, была ей знакома, хотя близких друзей среди новоприбывших не было.Владимир, кстати, упомянул и Дягилева — он тоже в Париже и собирается ставитьочередной балет. Спектакль пройдет в Шатле, а на будущей неделе состоитсягенеральная репетиция. Зоя почувствовала, как заколотилось ее сердце: она былакак в тумане и даже не замечала, по каким улицам они едут.

Квартирка и вправду оказалась маленькой, зато окна еевыходили в соседний очень ухоженный сад.

Состояла она из двух спален, крошечной гостиной и кухоньки.Туалет помещался внизу, на первом этаже: им пользовались и обитатели трехсоседних квартир.

Разумеется, это жилье отличалось от дворца на Фонтанке, какнебо от земли, и было еще скромней, чем номер в отеле на рю Марбеф, но выбиратьне приходилось. Евгения Петровна объяснила Зое, какую смехотворную суммуполучила она за колье. Конечно, у них оставались и другие драгоценности, нобыло ясно, что этого хватит ненадолго.

— Да, конечно, она маловата…

— — не без смущения заметил князь.

— Это то, что нам надо! — решительно отрезалаЕвгения Петровна, уловив, правда, гримаску разочарования на лице Зои.

В коридоре отвратительно пахло мочой и кухонным чадом.Ничего: можно побрызгать духами и пошире открыть окна, выходящие в этот чудныйсад. Главное, что это им по карману. Графиня с признательной улыбкой повернуласьк Марковскому и принялась благодарить его.

— Не стоит, Евгения Петровна, мы должны поддерживатьдруг друга, — ответил он, не сводя глаз с лица Зои. — Я отвезу вас вотель.

Перебраться было решено на будущей неделе, а пока бабушкапринялась составлять список вещей, включавший только самое-самое необходимое.

— Вы знаете, если положить хорошенький коврик на пол,комната будет казаться просторней, — весело говорила она, стараясь невспоминать о тех великолепных коврах ручной работы, которые украшали ее дом вПетербурге. — Как ты считаешь, Зоя?

— А? Простите, бабушка, что вы сказали? —переспросила Зоя, которая смотрела в окно автомобиля на проплывающие мимоЕлисейские Поля и думала совсем о другом — о том, что нужно предпринятьотчаянный и решительный шаг. Тогда они смогут жить хоть и не во дворце, какраньше, но и не в этой смрадной каморке. Она мечтала поскорее добраться доотеля: пусть бабушка займется своими списками, пусть пошлет Федора по магазинамза ковриком, посудой и прочим, а она…

Поблагодарив Марковского, они поднялись в номер, и тут, кизумлению Евгении Петровны, Зоя заявила, что хочет пройтись, а Федор ейсовершенно не нужен.

— Обещаю вам, бабушка, ничего со мной не случится. Янедалеко: до Елисейских Полей и обратно.

— Не пойти ли мне с тобой, дитя мое?

— Нет-нет, не надо! — Она улыбнулась ЕвгенииПетровне, сознавая, сколь многим обязана ей. — Отдохните, а когда я приду,будем пить чай.

Графиня после некоторого колебания отпустила ее, взяв с нееслово быть осторожной, и, опираясь на руку Федора, стала медленно подниматьсяпо лестнице. Нужно упражняться: ступени в их новой квартире куда круче.

Зоя между тем, завернув за угол, остановила такси, надеясь,что шофер знает, где находится нужное ей место, а там, куда она едет, отыщетсяпонимающий человек. Она надеялась на чудо, но упускать единственный, бытьможет, шанс не хотела.

— В Шатле, пожалуйста, — сказала она таким тоном,словно отлично знала, где это, и молитва ее была услышана; когда же водительдоставил ее по указанному адресу, она дала ему очень щедрые чаевые. Во-первых,за то, что довез, а во-вторых, подумала Зоя, испытывая одновременно и вину, иоблегчение, за то, что не оказался соотечественником. Так ужасно было видеть,как петербургские аристократы возят парижан и уныло обсуждают новости изРоссии.

Она торопливо юркнула в подъезд театра, вспомнив при этом,как обещала когда-то Маше сбежать из дому и стать балериной Мариинки.Интересно, что сказала бы Маша о сегодняшней ее авантюре? Зоя улыбнулась истала оглядываться по сторонам, ища, к кому бы обратиться. Тут она заметилаженщину в балетной пачке, разминавшуюся у станка, — по всей видимости,репетитора. К ней она и направилась, объявив:

— Мне нужен господин Дягилев!

— Сию минуту? Нельзя ли узнать, на какойпредмет? — улыбнулась та.

— Я — балерина и хотела бы, чтобы он посмотрел, подхожули я. — Зоя, до смерти перепуганная собственной отвагой и оттого оченьхорошенькая, выложила все свои карты.

— Ах, вот как? А он хоть знает о вашемсуществовании? — И, не дожидаясь ответа на этот коварный вопрос, женщинасказала:

— Однако показываться вам не в чем. В вашем костюметанцевать едва ли возможно.

Зоя растерянно оглядела свою узкую юбку из синей саржи ибелую матроску, черные уличные башмачки, в которых она ходила в Александровскомдворце, — и вспыхнула от смущения. Женщина улыбнулась ей: она была такаяюная, такая неискушенная, такая прелестная, но представить ее на сцене напуантах было нелегко.

— Извините, я не подумала… Разрешите, я придузавтра? — И полушепотом спросила:

— А Сергей Павлович здесь?

— Обещал скоро быть. В одиннадцать часов у негогенеральная репетиция.

— Да, я знаю. Я хотела бы поступить к нему в труппу итанцевать в этом спектакле, — выпалила Зоя на одном дыхании, и женщинагромко рассмеялась:

— В самом деле? А где вы учились?

— В Петрограде, у мадам Настовой… — Зое не хватило духусолгать и сказать «в училище при Мариинском театре», тем более что Дягилев всеравно узнал бы правду. Да и школа Настовой считалась одной из лучших в России.

— Да? Ну а если я дам вам трико и балетки, сможетесейчас показать мне, чему вы там научились?

— Хорошо, — ответила Зоя после секундногоколебания. Сердце ее колотилось и замирало, но ей нужна была работа,ангажемент, а все прочее не имело значения. Она умела только танцевать, онахотела только танцевать — значит, надо решаться. Хотя бы ради бабушки.

Атласные балетные туфли были ей не по ноге, и Зоя казаласьсамой себе ужасно неуклюжей. Как, должно быть, глупо выглядит она на сцене…Наверно, Настова хвалила ее только по доброте душевной… Но вот раздались звукирояля, и страх стал понемногу исчезать, а вместе с ним и скованность, истеснение.

Зоя начала танцевать, делая все, чему учила ее Настова.Продолжалось все это около часа, и сидевшая за роялем женщина не сводила с неесощуренных глаз, и на лице ее не отражалось ни одобрения, ни неудовольствия.Пот лил с Зои градом, когда музыка наконец смолкла. Она присела в поклоне.Глаза ее встретились с глазами репетитора, и та медленно наклонила голову.