— Ради тебя, дитя мое, он готов и не на такое. —Федор был фанатично предан им, и она знала: Зоя будет в полной безопасности,пока он рядом.

Зоя решила согласиться, чтобы успокоить бабушку.

— Только скажи ему, чтобы не вылез ненароком на сцену.

— Не бойся, не вылезет.

Взяв такси, они поехали в «Гранд опера». Зою сразу же подхватилаи завертела царившая в театре суета: шла подготовка к приезду генерала Першингаи его штаба. Зоя знала, что и «Опера комик», и «Комеди Франсез» давалиспектакли в честь генерала — Париж раскрывал ему объятия.

В этот вечер она танцевала как никогда. ПрисутствиеНижинского окрыляло ее. Сам Дягилев сказал ей в антракте несколькоодобрительных слов. Она была в таком упоении и так полно отдавалась танцу, чтои не заметила, как подошел к концу спектакль и опустился занавес. Ей быхотелось, чтобы этот вечер продолжался бесконечно. Выйдя на поклоны, она потомвместе с остальными балеринами ушла переодеваться и разгримировываться. Ещеочень не скоро она станет примой и получит отдельную уборную, но ее это малобеспокоило. Она мечтала танцевать в балете, и мечта ее осуществилась, аостальное не имело значения. И, медленно развязывая ленты на атласных пуантах,Зоя была горда собой. И даже стертые в кровь пальцы показались ей слишкомничтожной платой за ту радость, которую она испытала сегодня. А про генералаПершинга она и не вспоминала: танец занимал все ее мысли и чувства… И потомуудивилась, услышав слова вошедшего в комнату репетитора:

— Вы все приглашены на прием к генералу Першингу. Васотвезут туда на армейских грузовиках. — С горделивой любовью репетитороглядела своих питомиц: они поработали на славу. — Всемшампанского! — добавила она с улыбкой, и сразу вся уборная заполниласьговором и смехом.

С появлением американцев Париж ожил: бесконечной чередой шлипразднества, званые вечера, спектакли, приемы… И тут Зоя вспомнила, что ее ждетФедор. Ей до смерти хотелось вместе со всеми отправиться на прием, несмотря навсе бабушкины страхи.

Она выскользнула из уборной и у двери, ведущей на сцену,увидела Федора, стоявшего там с несчастным видом. Он выглядел необыкновеннонелепо в окружении мужчин в трико и женщин в балетных пачках.

Толпа полуодетых, ярко накрашенных людей явно приводила егов смятение.

— Федор, я должна вместе со всеми поехать на прием… —сказала она, — а тебя взять с собой не могу. Ты поезжай к бабушке, а явернусь домой сама — как только сумею.

— Нет, барышня, — покачал головой он. — Яобещал Евгении Петровне, что привезу вас домой.

— Но ты же не можешь идти к генералу! —воскликнула Зоя. — Со мной ничего не случится!

— Евгения Петровна будут гневаться.

— Ничего. Я ей сама все объясню.

— Нет, барышня, я уж вас дождусь. — Федор говорилтак непреклонно, что Зое захотелось заплакать с досады. Ей совершенно не нуженбыл провожатый — этакая бородатая дуэнья. Она хотела быть как все: она ужевзрослая, ей восемнадцать лет… А вдруг — если ей повезет — с нею заговорит самНижинский?.. Или Сергей Павлович захочет продолжить беседу?.. Эти людиинтересовали ее больше, чем офицеры-американцы.

Но прежде надо было уговорить Федора не ждать ее, авернуться домой. В конце концов ей это удалось, и старый слуга согласилсяоставить ее, хоть и продолжал твердить, что Евгения Петровна «будут оченьнедовольны».

— Говорю тебе, я ей все сама объясню!

— Ладно, барышня, — вздохнул Федор, поклонился ипобрел к выходу.

— С кем это т л, Зоя? — спросила ее какая-тобалерина.

— Да так, старый знакомый нашей семьи.

Зоя улыбнулась. Никто в театре не знал, как она живет,никому не было до этого дела, никто не расспрашивал, какими путями пришла она втруппу.

Здесь людей не интересовало ничего, кроме балета…

Федор, стоявший возле нее как на карауле, был нелеп, и она соблегчением вздохнула, когда его массивная фигура скрылась из виду. Теперьможно было со спокойной душой переодеваться для приема.

Артисты в прекрасном настроении, еще немного подогретомшампанским, разместились по автомобилям и, распевая старые русские песни,пересекли мост Александра III. У дома, где остановился Першинг, песни посленеоднократных просьб смолкли.

Но генерал — высокий, стройный, в полной парадной формевстречавший гостей в отделанном мрамором вестибюле, — казался человекомприветливым и добродушным. Сердце Зои сжалось — особняк, занимаемый Першингом,напомнил ей дворцы Санкт-Петербурга: мраморный пол, колонны, широкая лестницабыли словно из той, прежней жизни, которая еще не успела изгладиться из еепамяти.

Гостей проводили в бальную залу с зеркальными стенами имраморным камином в стиле Людовика XV.

Зоя вновь почувствовала себя совсем юной, когда рассевшийсяпо местам военный оркестр заиграл медленный вальс. Гостей стали обноситьшампанским.

Зоя едва не разрыдалась от нахлынувших чувств и поспешилавыйти в примыкавший к залу сад.

Там она молча остановилась возле статуи Родена, жалея, чтоприехала сюда, как вдруг за спиной у нее в теплом вечернем воздухе мягкопрозвучал незнакомый голос:

— Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен,мадемуазель? — Это, несомненно, был американец, хотя говорил он набезукоризненном французском языке.

Обернувшись, Зоя увидела высокого привлекательного мужчину сседеющей головой и блестящими синими глазами. Первое, что мелькнуло у нее вголове:

«Он — добрый». Офицер посмотрел на нее с безмолвнымвопросом, когда она покачала головой, а потом спросил, заметив, очевидно, ещене высохшие слезы у нее на глазах:

— Что-нибудь случилось?

Зоя все так же молча покачала головой и поспешно вытерлаглаза. На ней было простое белое платье, подаренное в прошлом годуимператрицей, — едва ли не единственное из тех, что они успели взять ссобой.

Оно очень шло ей. Что она могла объяснить этому американцу?Уж лучше бы он ушел, оставив ее наедине с воспоминаниями. Однако офицернеотрывно смотрел ей в глаза и даже не думал уходить.

— Здесь так хорошо… — сумела она выдавить из себя исейчас же подумала о своей убогой квартирке возле Пале-Рояль, о том, какпеременилась ее жизнь, как не соответствует она этому роскошному особняку.

— Вы, должно быть, из труппы русского балета?

— Да, — улыбнулась она, надеясь, что он забудетпро ее слезы. Из зала долетали звуки вальса, и она с гордостью произнесла,думая, что ей все-таки очень и очень повезло:

— Правда, Нижинский был сегодня великолепен?

Смущенно улыбнувшись, американец подошел чуть ближе, и Зоязаметила, как он высок ростом и хорош собой.